Флэшмен и Морской волк - Роберт Брайтвелл
— Я Мария ди Сильва из Колареша, Португалия. Скажите, пожалуйста, вы пришли меня спасти? Убейте меня или спасите, но, ради Бога, не оставляйте меня здесь в живых еще на один день.
Я был потрясен и повернулся к Кэтхарту:
— Здесь и женщины-заключенные есть?
— О да, гораздо меньше, чем мужчин, но когда на кораблях захватывают женщин, их держат для выкупа, а некоторых продают в жены или наложницы. Их не заставляют работать как рабов, но, как вы можете себе представить, используют другими способами.
Я посмотрел на несчастное создание в окне; в полумраке я мог различить лишь тень лица и темные волосы, но тут один из стражников хлестнул кнутом по окну, женщина закричала, и рука исчезла.
— Мы могли бы ее вытащить? — спросил я.
— Если она хорошенькая, ее цена будет десятки тысяч долларов. У вас есть такая сумма? Вам бы лучше подумать о том, как выбраться самому, мистер Флэшмен, — сказал Кэткарт, что резко напомнило мне об опасности, в которой мы находились.
После еще нескольких минут ходьбы по этим адским улицам, где нищие выкрикивали мольбы, а пираты — оскорбления сквозь кордон, созданный нашими стражниками, мы наконец достигли ворот цитадели и дворца за ними. Внезапно мы оставили позади шум улиц и оказались в приятном внутреннем дворе, предлагавшем мир и спокойствие, с кристально чистым фонтаном в центре. Нам, однако, не позволили там отдохнуть, а повели через дверь, охраняемую двумя огромными стражниками с отполированными топорами на плечах, в большую прохладную приемную. Она была прекрасно украшена мозаичными узорами на стенах и высоким куполообразным потолком. Посреди комнаты стояли низкие табуреты и стол, и Кэткарт жестом пригласил нас сесть, а слуга подошел с чашками густого сладкого кофе. Это было довольно освежающе, и когда я допил свою чашку, ее тут же наполнили снова. Кэткарт объяснил, что человек, разливающий кофе, называемый «кафеджи», обычно наполняет чашку трижды, и когда я закончу, я должен оставить в ней несколько монет. Деньги затем передаются дею, который обычно добавляет небольшую сумму и затем дважды в год делит ее между пленными для их поддержки. Ожидается, что все посетители делают пожертвования в соответствии со своим рангом, а чашки были из чистого золота и инкрустированы драгоценными камнями, чтобы продемонстрировать богатство дея и поощрить щедрость. Я полез в свой кошелек и обнаружил, что у меня осталось три большие золотые монеты из денег, которые дал мне Уикхем. Думая о несчастных, которых мы видели по дороге сюда, я бросил их все в свою чашку. Кафеджи улыбнулся, унес поднос, и нас оставили одних.
Прошло полчаса, пока Кэткарт рассказывал нам о дворцовой жизни во время своего пребывания здесь, а затем за нами пришел камергер и повел нас по галерее, вдоль которой стояли еще стражники, вооруженные либо отполированными топорами, либо огромными ятаганами; оба вида оружия, казалось, были размером с те, что используют палачи, а не солдаты. Каждый из них смерил нас наглым взглядом, когда мы проходили мимо, а некоторые даже вскидывали оружие, словно с нетерпением ждали возможности испытать его на наших шеях. В конце галереи распахнулись огромные двери, и мы вошли в приемную залу дея.
Комната была наполовину заполнена придворными в халатах и тюрбанах. Разговоры прекратились, когда мы вошли, и когда люди повернулись, чтобы уставиться на нас, взгляды, которые мы получили, были определенно недружелюбными. Еще двое стражников подошли к нам и повели нас к большому, богато одетому мужчине, сидевшему, скрестив ноги, на возвышении в дальнем конце комнаты. Трижды по пути стражники что-то рычали на нас, и Кэткарт говорил нам сделать салям дею, как он показывал нам ранее. Контраст между деем и его придворными был поразительным. Придворные были в основном сухощавыми, с суровыми лицами, с кинжалами и мечами за поясами, и они смотрели на нас так, словно перерезали бы нам глотки без малейшего колебания. Дей же, напротив, имел пухлое тело, укутанное в богатые шелка и парчу. Подойдя ближе, я увидел, что на нем еще и макияж — румяна и черные линии вокруг глаз. На полу перед его сиденьем сидели два мальчика, нагие, если не считать каких-то прозрачных шаровар, с подносами сладостей и вина, которые они могли подавать своему правителю. С отвращением я заметил, что на мальчиках тоже был макияж, такой же, как у дея.
Мы остановились перед этим изысканным созданием, как школьники перед директором. Он что-то сказал по-арабски стоявшему рядом переводчику, который грубо рявкнул на нас:
— Что вы хотите?
Что ж, вот он, мой момент сыграть дипломата. Мне нужно было произвести на него впечатление мощью Британии, но при этом не переусердствовать, чтобы не нанести слишком сильного оскорбления. Я выпрямился во весь рост и вытащил из кармана бумагу, подтверждающую, что я дипломатический курьер, подписанную Питтом.
— Я посланник от премьер-министра короля Георга Третьего, короля Великобритании и Ирландии, — сказал я с важным видом, пока переводчик громко переводил мои слова для дея и окружающих придворных. — Он поручил мне…
Переводчик прервал меня по наущению дея:
— Мы слышали, ваш король сошел с ума.
Придворные, слышавшие, как дей инструктировал переводчика, рассмеялись. Я не хотел вступать в дебаты о здравомыслии моего монарха и поэтому продолжил:
— Он выздоровел, и и мой король, и премьер-министр были в полном здравии, когда просили меня с величайшим уважением указать, что недавний захват британского судна алжирскими кораблями был не вполне в соответствии с законом. — Я сделал паузу, чтобы дать переводчику догнать, но увидел, как лицо дея потемнело, когда он услышал последние слова. Я быстро поспешил продолжить: — Я уверен, что это, должно быть, было какое-то недоразумение или упущение…
Дей снова говорил со своим переводчиком, сверкая на нас глазами. Его голос повысился до крика, и не было сомнений в его гневе или гневе его придворных, которые тоже начали повышать на нас голоса. Переводчик снова заговорил:
— Дей говорит, как вы смеете говорить с ним о законе, когда ваша страна также незаконно захватила алжирское судно. — Дей все еще говорил, и переводчик поспешил продолжить: — Он говорит, что должен посадить вас и вашу команду в самую темную тюрьму, пока наше судно не будет освобождено и возвращено с нашими моряками.
Несколько придворных с одобрением встретили это предложение аплодисментами, а один даже помахал
