Путеводитель по Средневековью: Мир глазами ученых, шпионов, купцов и паломников - Энтони Бейл
Другие путешественники тоже ощущали, что посещения Ормуза лучше избегать: тамошний изматывающий жар казался проявлением более глобальной порчи, разложения. Одорико Порденоне, отважный и словоохотливый миссионер-францисканец, – один из важнейших для европейского Средневековья авторов путевых очерков. Современники описывали его как человека небольшого роста, носившего рыжую раздвоенную бороду. Одорико путешествовал в компании с еще одним монахом, Иаковом Ирландским, о котором известно очень мало. Сам Одорико вырос во фриульской деревне Порденоне (в 75 км к северо-востоку от Венеции) и три года провел в Китае, при дворе великого хана. Рассказ Одорико о его путешествиях пользовался большой популярностью и породил много подражаний. Одорико, посетивший Ормуз в 1318 году, упоминает, что «жара тут порой невыносимая», что «здесь не растут деревья и нет пресной воды». У местных мужчин, рассказывает Одорико, мошонка из-за жары опускается до колен. В 1350-х годах Джон Мандевиль, обработавший свидетельство Одорико, писал, что из-за жары «ятра у мужчин свисают до голеней… из-за изрядного телесного вырождения». Местные жители научились поддерживать мошонку, натирая ее «особой мазью». А иначе они бы умерли. В некоторых копиях путеводителя Мандевиля есть изображения мужчин из Ормуза – с очень крупной мошонкой, болтающейся между ног наподобие бесформенной конечности.
Возможно, слухи из серии «ниже пояса» просто отражают старинную манеру путешественников насмехаться над нелепостью и ненадежностью человеческого тела. Но представление о том, что в Ормузе из-за жары мошонка может отвисать до голеней, возникло в ходе столкновения с непривычными вариантами природы, в том числе с незнакомым климатом. Прежде географы считали жаркую зону вблизи экватора непригодной для жизни, но к эпохе Одорико и Мандевиля стало понятно, что тропики – хотя люди там все-таки жили – были идеальным материалом, чтобы сравнивать их с умеренным климатом, свойственным «уравновешенной» и цивилизованной Европе. Природа творит с телами людей странные вещи – и безмерная жара Ормуза нашла свое выражение в представлениях о непотребно выглядящих телах тамошних жителей.
Одорико называет Ормуз «воротами в Индию». Однако этот город служил еще воротами в удивительное, чудесное, пугающее. Товары с ормузского рынка попадали в лавки и дома Западной Европы. Но в самом Ормузе путешественник оставлял далеко позади Святую землю, да и христианский мир. Обычаи, климат, пища, даже человеческое тело – выглядели незнакомо и вызывали изумление.
Из Ормуза суда шли по Аравийскому морю к Индийскому океану. Морской путь с запада на восток соединял Европу, Ближний и Средний Восток с огромной Индией (получившей название по реке Инд, берущей начало в горах на северо-западе субконтинента).
В рамках средневековой номенклатуры «Индия» и «относящееся к Индии» охватывало весь Индийский субконтинент, от современного Восточного Ирана до Мьянмы и дальше. Индию обычно делили на три части. Так, Мандевиль выделяет Малую Индию (с умеренным климатом), Великую Индию, где очень жарко, и Северную Индию – покрытую горами, холодную. Венецианец Никколо Конти делил Индию на три части. Первая – от Персии до реки Инд (то есть совр. Афганистан и Пакистан). Вторая – от Инда до Ганга (то есть север Индии – совр. штаты Гуджарат, Раджастан, Пенджаб, Уттар-Прадеш, а также Непал). Третью часть («все сверх того») составлял юг субконтинента вместе с островом Шри-Ланка и современными Бангладешем и Мьянмой. По мнению Конти, эта последняя часть богаче и изысканнее прочих: население «ведет жизнь более благородную, далекую от всего дикарского и грубого». Люди в этой области чрезвычайно гуманны, а купцы весьма богаты.
Каждый ехавший в Индию имел собственное представление о том, как теоретическая география субконтинента соотносится в действительности с теми местами, которые намеревался посетить. Саму Индию нередко представляли в виде множества – до 5000 – «островов» и областей: едва ли не бесконечно разнообразный ландшафт.
Несмотря на привычность для рынков Европы индийских товаров, Индию представляли местом изобилия и экзотики, страной диковин, идолов и чудес природы – внимательный наблюдатель откроет здесь для себя много нового. Европейские путешественники читали об ожидавших их здесь несметных богатствах и садах наслаждений, позволяющих погрузиться в нирвану. И некоторые свидетельства тех, кто побывал в Индии, в самом деле подтверждали слухи, по крайней мере часть слухов: путешественники нашли здесь необычные фрукты и жгучие пряности (почти за бесценок), восхитительные дворцы, возведенные из экзотических материалов, обладающих абсолютной властью правителей-нехристиан с бесчисленными подданными и ошеломительными сокровищами.
Природа Индии поражает на каждом шагу. Воздух там густ от жары, и кажется, будто дышишь бульонными испарениями. Тучные комары лениво парили в воздухе, прицеливаясь укусить приезжего в шею, запястья и лодыжки. По городским улицам ползали сетчатые, втрое длиннее тела человека змеи и вышагивали покрытые попонами и с башенками на спине слоны. Хитро скалящиеся обезьяны и пятнистые дикие кошки нападали на путешественников, по глупости появившихся на дороге после наступления темноты. Звезды в ночном небе там располагаются совершенно иначе, словно бы кто-то скрутил кусок раскрашенной ткани с изображением небосвода. Одорико Порденоне, посетивший Индию в 1318 году, разводит руками: «И таких чудес, как в этом царстве, нет в целом свете»[81]. Миссионер-францисканец Журден де Северак (1329) не раз обнаруживал, что он не в состоянии поведать об увиденном: «Зной тут ужаснейший; просто выразить не могу какой – все равно не поймет меня, кто не бывал там»[82]. Что касается вкуса манго, то «просто выразить невозможно, до чего анибы [вариант названия на маратхи] сладки и приятны на вкус»[83]. Деревья в Индии столь многочисленны и многообразны, что «долго, да и утомительно было бы описывать их; к тому же и различать их невозможно»[84]. Если сочинение путевых записок представляет собой род познания, способ освоения пространства, то Индия неизменно ускользает от такого овладения материей: описать ее немыслимо.
Индийские пряности, драгоценные камни, благовония, ткани, даже попугаи и кошки (востребованные богатыми потребителями всего мира) вывозились на запад – на Ближний и Средний Восток, а оттуда в Европу. Судя по средневековым документам из Каирской генизы (синагогального хранилища пришедших в негодность рукописей), из Индии на Запад вывозились очень разные товары: бурдюки с маринованной рыбой, кокосовые орехи (и кокосовая мякоть), ковры, крысоловки, рыболовные снасти, стеклянные изделия. Поэтому неудивительно, что европейские путешественники лучше всего знали торговые порты западного побережья Индостана: Камбаят (Камбхат, Камбей) на севере, Тхану (теперь пригород Мумбаи), Каликут (Кожикоде), Кочин и Коллам на крайнем юге.
Венецианский купец Никколо Конти оставил два описания своих путешествий в Индию: первым он поделился с испанцем Перо Тафуром (он встретились в 1437 году на Синайском полуострове), а второе перенес на бумагу итальянский гуманист Поджо Браччолини (1380–1459) в Риме. Конти прожил много лет в Индии, на Ближнем и Среднем Востоке и вел торговлю золотом и пряностями. Добравшись до самой Явы, он на много месяцев – вероятно, в 1419–1420 годах – задержался на Малабарском берегу (юго-западное побережье Индостана). Браччолини приведены сугубо прозаические описания окрестностей каждого города в сочетании с фантазиями.
Первое, что отмечает Конти, – это изобилие на Малабарском берегу имбиря, перца, сандала и корицы (изобилие, которым грезил европейский рынок). Далее Конти переходит к огромным змеям («шести локтей длиною», то есть почти семь метров) – безвредным, если их не злить, и испытывающим особое влечение к маленьким детям. В этом описании теоретически можно узнать удава, а вот других упомянутых Конти животных идентифицировать сложнее. Он рассказывает о «летучих кошках», которые перелетают «с дерева на дерево, расставляя при этом ноги и тряся крыльями» (шерстокрыл?); неопасной четырехфутовой змее с «вытянутым хвостом», чье мясо считалось «наилучшим кушаньем»; семиголовой крылатой змее, обитающей на деревьях и своим дыханием способной убить человека.
Будьте осторожны!
В этой области гиппопотамы живут и в воде, и на суше. Они наполовину люди, наполовину лошади, а есть они предпочитают не что иное, как человечину, – если в состоянии ее добыть.
Особенное впечатление на Конти произвел Каликут. Этот важный портовый город был хорошо знаком путешественникам и уже в древности упоминался Плинием и Птолемеем как место, откуда привозят перец. Конти назвал Каликут «благородной
