Флэшмен и Морской волк - Роберт Брайтвелл
— Мы можем отказаться ехать? — спросил я.
— Только если хотим предстать перед военным судом и быть опозоренными, — ответил Кокрейн. — Нет, мы должны ехать и быть сильными и настойчивыми представителями Британии. Ни в коем случае нельзя проявлять слабость, но мы должны проявить величайший такт и дипломатию.
Эта последняя фраза повисла в воздухе, и я знал, что двое других за столом думают о том же самом. Если требовались такт и дипломатия, то Томас Кокрейн был не тем человеком. О, он был прекрасен с командой и подчиненными, но он обладал безмерной гордостью в общении с начальством и, казалось, не замечал, какие обиды наносит. Наконец, Арчи нарушил молчание.
— Как бы я ни любил тебя, дорогой брат, такт и дипломатия — не твои сильные стороны.
— Погодите-ка, — сказал Гатри. — У нас в компании есть дипломат с бумагами, подписанными не кем иным, как Уильямом Питтом, удостоверяющими, что он везет послания для британского правительства.
— Постойте, — сказал я, — Питт больше не премьер-министр, а я всего лишь курьер, а не дипломат. Посмотрите на меня, мне еще нет и двадцати, никто не поверит, что я дипломат.
Я начал тот день, почти не беспокоясь ни о чем, кроме того, какое из восхитительных развлечений мадам Беллы я выберу этим вечером, но теперь, словно назойливый судебный пристав, беда снова нашла меня. Нас просили бросить вызов самому грозному пиратскому королю Средиземноморья. Конечно, я мог бы отказаться и сбежать с корабля, но, впервые в жизни заставив отца гордиться собой, я, черт побери, не собирался возвращаться домой с позором. Что еще важнее, несмотря на беспокойство остальных, я просто не мог поверить, что какой-либо арабский пиратский вожак будет настолько глуп, чтобы связываться с мощью Королевского флота. Они должны знать, что это рано или поздно приведет к визиту наших эскадр и их уничтожению. Наконец, после всего, через что мы прошли, я чувствовал сильную преданность кораблю и команде. Мы все знали, что корабельный кот был бы лучшим дипломатом, чем Кокрейн, и я видел, что использование моих дипломатических бумаг — единственный козырь, который у нас был. Кокрейн спас меня в Эстепоне, теперь я мог оказать ему ответную услугу, и, в отличие от дуэли, на этот раз он будет об этом знать.
Сначала Кокрейн выглядел немного обиженным, но внезапно он с энтузиазмом воспринял эту идею.
— Мы можем нарядить тебя так, чтобы ты выглядел как дипломат, а что касается того, что Питт больше не премьер-министр, они, вероятно, никогда об этом не узнают, а если и узнали, скажем, что правительство Аддингтона пало и Питт снова у власти. Да, действительно, «Спиди» будет гораздо более убедителен как средство передвижения дипломата, нежели как угроза со своим жалким вооружением. Мы превращаем недостаток…
— Не говори этого! — хором ответили мы все.
С этого момента все пришло в движение, особенно в отношении моего наряда. Мой лучший сюртук и бриджи были отправлены на берег для чистки и глажки в местную прачечную. Поскольку мы хотели скрыть наши приготовления от любопытных глаз в штабе флота, который, без сомнения, пресек бы все, что повышало наши шансы на успех, я обратился за помощью к мадам Белле. Она и девушки смогли сшить мне бледно-голубой шелковый кушак через плечо, а несколько старых и потрепанных страусиных перьев были приспособлены для отделки новой треуголки, купленной для наших начинаний. Они даже вышили золотой нитью дубовые листья на лацканах моего сюртука, когда его вернули из прачечной. Примерив свой новый полный наряд перед ними, который был дополнен моей отреставрированной и отполированной рапирой, они все согласились, что я пройду смотр. Я лишь надеялся, что дей будет так же легко впечатлен.
Работы по приведению в порядок корабля тоже шли полным ходом: орудийные порты были свежевыкрашены в черный цвет, чтобы выделяться на фоне кремовой полосы вдоль корпуса, которую тоже перекрасили. Вся медь была отполирована, а палубы отдраены до блеска. Были куплены новые флаги из корабельных запасов, а Кокрейн и Арчи отдали свои лучшие мундиры в стирку, где залатали все дыры. Команде шлюпки выдали свежие одинаковые рубахи и штаны, которые не выглядели бы неуместно на адмиральской барже, а саму шлюпку покрыли новым слоем белой краски.
Мы отплыли поздно вечером на следующий день после получения приказов и взяли курс почти строго на юг. После ничем не примечательного четырехдневного плавания с попутными ветрами мы прибыли к Алжиру. Накануне нас перехватили два меньших и более быстрых алжирских судна, одно из которых умчалось вперед, чтобы предупредить о нашем прибытии, а другое осталось следить за нами на расстоянии. Наконец показалось побережье Северной Африки, а затем мы смогли различить залив и город Алжир. Мы медленно двинулись к якорной стоянке, переполненной лесом мачт. Посреди нее к небольшому острову в заливе тянулся каменный мол, где на вершине крепости с тремя ярусами орудий, охранявших вход, стоял маяк. Оглядевшись, можно было увидеть суда всех типов: от арабских доу, судов с латинским парусом и гребных канонерок до того, что выглядело как захваченные корабли европейской постройки. Один из них, вероятно, был захваченным британским купцом, но опознать который было невозможно. Мы размышляли, стоит ли дать салют из пушек в честь дея, и это вызвало долгие споры. Заслуживает ли дей салюта из двадцати одной пушки, как монарх, и насколько распространены пушечные салюты в Алжире? С по меньшей мере двумя другими крепостями, которые мы видели вокруг якорной стоянки и чьи пушки, вероятно, были нацелены на нас, и с роями лодок вокруг, не подумают ли они, что мы нападаем? В конце концов, мы решили приспустить флаг в знак салюта, а пушки оставить заряженными и готовыми на всякий случай.
К большому удовольствию команды, я расхаживал по палубе в своем новом наряде, пытаясь выглядеть важным, так как знал, что за нами будут наблюдать и с окружающих кораблей, и с берега.
Прямо к нам, лавируя в гаванной сутолоке, шла шлюпка; на корме сидел вельможа в тюрбане и богато украшенных одеждах, резко контрастировавших с рваными лохмотьями гребцов, которые, как я понял, были рабами. Они зацепились за наши цепи, и человек в тюрбане с привычной легкостью моряка легко вскочил на
