Вечный Китай. Полная история великой цивилизации - Адриано Мадаро
И его усилия были вознаграждены. Коммунистическое правительство вернуло ему все, включая виллу, машину и прислугу, согласившись на справедливую компенсацию за изъятые активы и предложив ему провести переоценку по банковскому курсу, как это принято на Западе.
В свои семьдесят пять лет мастер Лю стал героем Шанхая и одним из самых знаковых капиталистов нашего времени.
А братья? Они цепляются за него как за пример успеха, достигнутого любой ценой. Когда они вернутся под китайский флаг, то надеются, что влиятельный брат-коммунист-капиталист поможет им понять, как старый нереформированный шанхайский капиталист может стать героем в Китае, который продолжает называть себя социалистическим. Ведь, как утверждает Дэн Сяопин, растущее богатство Шанхая и всего Китая – доказательство того, что «социализм превосходит капитализм».
Действительно ли национал-капиталист Лю убежден в этом? Глядя на возрожденный Шанхай, еще более неистовый и пульсирующий, чем прежде, полный решимости вернуть себе то азиатское превосходство, которое в 1930-е годы вызывало у японцев столь болезненную зависть, что в 1937 году вылилось в триумфальные террористические взрывы, можно сказать – да. В конце концов, проницательный господин Лю, национальный герой Красного Китая, не мог выразиться иначе.
Сиань
Перед великим «пробуждением»
Любопытно, как порой мы оказываемся в плену у застывших идей и необоснованных чувств. Мы летим в Сиань, и я взволнован, словно ветеран, возвращающийся домой после долгого странствия, полного приключений. Это милое название, больше подходящее смеющейся женщине, чем неведомому городу в глубине Китая, где испокон веков царили голод и разрушительные наводнения, уже не кажется мне чужим. Из иллюминатора я жадно вглядываюсь в желтую землю внизу, все более бледную, орошаемую неспешными извилистыми реками, почти утопающую в каньонах – опаловую землю, предвещающую пустыни Северо-Запада. Я не упускаю ни дюйма этого древнего пейзажа, великой Срединной земли меж двух исполинов, непрозрачно текущих к морю – Желтой и Голубой рек.
Аньхой, Хэнань, Шэньси – огромные области, которые на протяжении тысячелетий становились ареной эпических и кровавых сражений. Миллионы людей пересекали их пешком из конца в конец, чтобы утвердить господство очередной династии, и еще миллионы шли вооруженным маршем, неся знамена революции в отдаленные районы.
Шан, Хань, Тан, Сун[191] – древние китайские цивилизации расцветали в этих зеленеющих долинах меж двух великих рек. Стоит лишь поскрести землю, и из мрака прошлого вновь явят себя погребенные свидетельства.
Ландшафт продолжает меняться, и близ Сианя он становится причудливым: горы, холмы, ущелья – кажется, будто это потоки глины, вылепленные руками великанов, но на самом деле так потрудился лёсс, особый вид почвы, наметенной здесь, в Шэньси, ветрами Монголии и Синьцзяна. Лёсс плодороден, как ил, если есть вода, и тверд, как туф[192], но превращается в сухой песок, если нет дождей, что нередко случается здесь, на Западе.
Это Китай пещер, вырубленных людьми в склонах холмов: целые города, деревни и буддийские святыни высечены в лёссе, ставшем камнем под солнцем веков. Если бы не грандиозные гидротехнические сооружения, что видны в долинах, не голубые водохранилища в горных чашах, не каналы, змеящиеся по холмам, покрытым пшеницей, подобно дорогам, – если бы не эта невероятная готовность передвинуть даже горы, разве сказал бы кто, что геологическое бедствие способно обернуться неизбежным богатством?
И вот, наконец, Сиань, сияющий в полуденном свете, кажущийся пыльным на фоне зеленых полей. Весь опоясанный серыми стенами, с мелькающими крышами четырех ворот, колокольней в центре площади, безымянным простором домов цвета глины, прямыми улицами меж рядами тополей и акаций – в нем угадывается неповторимый облик древней столицы.
В Народной гостинице, строгом здании, возведенном русскими в 1950-х годах во времена «великого братства», мы встречаем французского археолога, только что вернувшегося с экскурсии в Линьтун. Там он посетил раскопки вокруг гробницы Ши Хуанди, великого императора династии Цинь, который за два века до Рождества Христова объединил Китай и построил Великую стену. Археолог весь в пыли и взволнован. Он говорит, что это невероятно: сокровища, в сто раз превосходящие богатства Тутанхамона, все еще скрыты под землей.
А еще там находится огромное количество терракотовых статуй воинов и лошадей в натуральную величину! Сколько их еще таится в земле? Десять тысяч? Одних этих статуй хватило бы, чтобы заполнить все музеи мира.
В районе Линьтун, расположенном в 40 километрах от Сианя, раскопки ведутся непрерывно, без спешки. Команды археологов и рабочих аккуратно снимают слой за слоем земли, очищают статуи щетками, восстанавливают каждый фрагмент, тщательно делая записи в блокнотах.
Мы стали первыми посетителями этого поразительного музея, на тот момент именуемого «Яма № 1», который открылся для публики лишь через пять месяцев. Перед безмолвной терракотовой армией невозможно сдержать изумление. Поражает то, что при ближайшем рассмотрении каждый воин имеет уникальное выражение лица, свой возраст и особенности телосложения. Приглядевшись, можно даже определить, из какой части Китая они родом, установить их ранг и характер.
Рядовые облачены в простые туники или доспехи, на головах у них висячие шапки, на ногах – сандалии с квадратными носками, в руках – молитвенные тирсы[193], волосы завязаны узлом на затылке. Младшие офицеры носят богатые доспехи, шапки, украшенные лентой, обуты в сапоги и всегда стоят во главе строя. Старшие офицеры облачены в кирасы из маленьких цветных пластинок, их шапки украшены двумя лентами, у них длинные усы, они выглядят старше и замыкают строй. Всадники, возничие, лучники и арбалетчики одеты в разную форму и позируют по-разному. Лошади – великолепные образцы скульптуры, напоминающей эллинистический стиль, который вновь появился в китайском искусстве только через тысячу лет в эпоху Тан. Они полтора метра в высоту и два метра в длину, сильные и выносливые, их головы гордо подняты, уши навострены, глаза широко раскрыты, ноздри трепещут от нетерпения, кажется, они готовы издать громогласное ржание.
Но самое великолепное из великолепий – это армия воинов и лошадей, восставших спустя двадцать два века после захоронения, которых мы можем увидеть такими, какими они предстали в то далекое время перед императором – раскрашенными и сверкающими эмалью. Теперь же блеклые призраки, которых бесплодная земля донесла до нас, появляются вновь, словно в таинственном воскрешении, безмолвным, многолюдным свидетельством безумной мечты о вечности, увенчавшейся успехом.
В древности Сиань, «Западный мир», назывался Чанъань, «Нескончаемый мир», и когда люди так настойчиво говорят о мире, это означает, что здесь было немало войн.
Ночь
