Флэшмен и Морской волк - Роберт Брайтвелл

Кто-то еще взобрался на бочки рядом с нами, и, обернувшись, я увидел улыбающегося мне Арчи.

— Рад снова видеть тебя в сознании. — Кокрейну он добавил: — Что теперь, дорогой брат?

— Возьми пару человек и тщательно обыщи это место. Посмотри, что в каждой бочке, что на вершине башни и что в той подземной комнате. Если нам придется защищать это место, я должен знать, какие у нас есть ресурсы. Скажи-ка, Флэшмен, тот офицер в кавалерии, в мундире, отличном от остальных, — это не тот тип, что тебе угрожал?

Кокрейн передал мне подзорную трубу, и я, слегка дрожащей рукой, навел ее на отряд всадников — и точно, во главе их был Абрантес. Нервы мои сдавали. Каких-то полчаса назад я был привязан к гарроте, и впереди меня ждали лишь боль и пытки. Затем меня спасли, и все, казалось, наладилось, но не прошло и нескольких минут, как я снова влип по уши, в ловушке у того же самого негодяя, что и раньше. Я подтвердил, что это действительно полковник. Для полноты картины я объяснил, как он позволил мне убить одного из своих сообщников, потому что Абрантес счел, что тот доставляет ему неудобства.

— Боже правый! — воскликнул Кокрейн. — Вы его убили? Никогда бы не подумал, что среди нас есть такой головорез.

Я умолчал о том, что меня спровоцировали на этот поступок, — объяснять сейчас казалось бессмысленным. Я предпочел, чтобы меня считали опасным членом команды, дурак я этакий.

Минуту или две спустя вернулся Арчи и доложил, что на вершине башни стоит старая пушка, нацеленная в море, но без ядер. В комнате под пушкой — две бочки пороха сомнительного качества. Еще ниже — та самая комната на первом этаже, где меня держали, а под ней — очень глубокий подвал, футов двенадцать-восемнадцать глубиной, частично затопленный и пустой. Кроме башни, была еще небольшая пустая деревянная конюшня и грязная кухня, где еды хватило бы на дюжину человек, бочка оливкового масла и три бочки пресной воды. По двору также были разбросаны пустые винные бочки, включая те, на которых мы стояли.

Что ж, подумал я, если ты сможешь превратить этот набор недостатков в преимущество, я бы на это посмотрел. Вслух я спросил:

— Что будем делать? Ждать темноты, а потом попытаться ускользнуть?

— Возможно, — задумчиво произнес Кокрейн. — Хотя тогда они подтянут своих людей поближе к лодкам, и у них могут оказаться карабины, а не только сабли. Мы многих так потеряем. Может, лучше попытаться вывести людей группами через город ночью, пока они думают, что мы все еще здесь.

Стена двора была десяти футов в высоту, так что выглянуть за нее могли лишь те, кто стоял на бочке. Кокрейн приказал расставить бочки равномерно вдоль стен, а затем разобрать конюшню на доски, которые уложили поверх бочек, создав стрелковую ступень. Он также послал группу людей наверх, чтобы развернуть пушку на башне на север. Без ядер лучшее, что они могли сделать, — это зарядить ее порохом и ведром гальки, чтобы получить каменный аналог картечи, если враг решит атаковать. Кавалерия, однако, не выказывала никакого желания нападать, и, как только они увидели, что рывка к лодкам не предвидится, большинство спешилось, а нескольких отправили с донесениями. Причина их расслабленности стала ясна незадолго до полудня, когда дальше по пляжу появились новые мундиры. Сначала показалась колонна из примерно двухсот пехотинцев, а чуть позже — еще лошади, тянувшие пушку.

До этого момента я черпал уверенность в спокойствии Кокрейна. Я представлял, что с наступлением темноты мы найдем способ уйти, поскольку был полон решимости не попадать снова в лапы Абрантеса. Но теперь нас превосходили численностью шесть к одному, и не похоже было, что враг собирается дать нам дождаться темноты. Они просто пробьют дыру в стене и ринутся внутрь. Даже Кокрейн выглядел несколько обеспокоенным этим последним развитием событий. Проблема, как он объяснил, заключалась в том, что у нас было всего шесть мушкетов, отнятых у пленных солдат. Остальное оружие, которое мы принесли, — пистолеты, катлассы и абордажные пики — годилось для боя в тесноте корабля, но не идеально подходило для сухопутного сражения. Арчи уже вернул мне мои старые пистолеты, которые он нашел при обыске башни, но они мало утешали меня перед лицом таких сил.

Зная, что башня может стать целью для артиллеристов, Кокрейн велел вынести наружу две бочки с порохом. Сначала он собирался укрыть их за башней, но, увидев их размер — меньше больших винных бочек, — ему в голову пришел новый план. Он велел насыпать на дно двух винных бочек по восемь дюймов гравия с пляжа, затем поставить на него бочонки с порохом и засыпать их гравием доверху, превратив в большие гравийные бомбы. Пара канониров захватила с собой на задание фитиль и запал, полагая, что может потребоваться какой-нибудь подрыв. Были отрезаны фитили на три и пять минут, и план состоял в том, чтобы вытолкать эти бомбы за стену, когда в ней будет пробита брешь, прямо перед тем, как враг в нее ринется.

Кокрейн был убежден, что испанские войска не так стойки в бою, как французские, и что если мы окажем сильное сопротивление, они не станут доводить атаку до конца. Я заметил, что их офицеры, вероятно, боятся Абрантеса больше, чем нас, и что он непременно заставит их атаковать, ведь у него ко мне остались незаконченные дела.

Испанские артиллеристы, во всяком случае, действовали без особого рвения. Первые три их выстрела взрыли три холмика из песка и гальки футах в двадцати от стен. Но вскоре они пристрелялись, или стволы их пушек разогрелись, и они принялись обрушивать верхнюю часть стены перед башней, а затем и боковую стену самой башни, которая казалась довольно тонкой. В мгновение ока стена перед башней была снесена до высоты всего в шесть футов, а в стене башни напротив пролома зияла дыра.

Поскольку пушка была всего одна, а артиллеристы неторопливы, между выстрелами обычно была двухминутная пауза, и в один из таких промежутков я вместе с Кокрейном и Арчи осмотрел повреждения. Мы стояли в той самой комнате