Флэшмен и Морской волк - Роберт Брайтвелл
Для Паркера и его канониров на «Спиди» плотно сбитая группа всадников была очевидной целью. Имея на борту всего сорок человек для управления кораблем и стрельбы из орудий, Паркер приказал зарядить все пушки и выкатить их сразу после того, как Кокрейн ушел с десантной партией. По прошлому опыту он знал, что, когда Кокрейн подаст сигнальную ракету, «Спиди» должен быть на месте как можно быстрее и готовым ко всему. У каждой пушки стояло всего по два человека для наводки и выстрела, остальные были сосредоточены на управлении кораблем. Паркер скорректировал курс «Спиди» так, чтобы пушки могли бить по всадникам, и раздался нестройный бортовой залп. Четырехфунтовые пушки могут показаться ничтожными против линейного корабля, но для лошадиной плоти они губительны. Попадая, они часто прошивали насквозь нескольких лошадей. Я видел, как у одного кавалериста ядро буквально выпотрошило скакуна, вырвавшись из груди животного, а затем врезавшись в другое, в то время как всадник продолжал сидеть верхом на своей лошади, пока та оседала на землю. Всего за несколько секунд около половины эскадрона кавалерии превратилось в месиво из конского мяса, а остальные развернулись и бежали вслед за пехотой.
Я бы смотрел им вслед, но Кокрейн вернул меня к реальности, крикнув:
— Флэшмен, голову вниз, вторая мина еще не взорвалась!
Я пригнулся и увидел, что во дворе кипит деятельность. Орудийный расчет на башне уже объявил остальной десантной партии о прибытии «Спиди» и уничтожении кавалерии, и теперь все спешили убраться. Канониры спускались по веревке с внешней стороны башни, так как внутренняя лестница заканчивалась в «ловушке для жуков». Другие матросы разбирали баррикаду, которую они возвели за воротами. С глухим стуком взорвалась вторая мина, и снаружи послышались крики раненых. Когда ворота были расчищены, люди хлынули наружу. Большинство направилось к пляжу и ожидавшей их шлюпке, но несколько человек подошли к убитым испанцам, вероятно, чтобы обобрать тела. Кокрейн крикнул им, чтобы они брали мушкеты и патронные сумки и торопились. У нас был лишь один раненый — матрос, получивший пулю в плечо; товарищи помогали ему спуститься к лодкам. Я оглянулся: земля перед проломом, казалось, была усеяна убитыми испанцами и несколькими ранеными, которые все еще жалобно стонали. Последними двор покинули Кокрейн и Арчи, неторопливо прогуливавшиеся. Я пытался их поторопить, но Кокрейн настаивал, что он никогда не бежал от врага и не сделает этого сейчас. Оставшиеся пехотинцы и кавалеристы наблюдали за нами с края дюн, но не выказывали никакого желания вмешиваться. Однако один всадник все же выехал вперед. Я мог догадаться, кто это был, и как он, должно быть, был разъярен. Я горячо надеялся, что наши пути больше не пересекутся, — надежда, оказавшаяся столь же тщетной, как и у той штурмовой группы, что первой ринулась на башню.
Глава 12
Учитывая мои прежние проблемы с морской болезнью, я никогда не был так благодарен за возможность взойти на борт корабля, как в тот день, когда днем, после обороны башни, я втащил себя на «Спиди». После всего, через что я прошел, я опустился на колени и поцеловал палубу к большому удивлению остальных, но ужасы, ожидавшие меня у той жаровни, были еще свежи в памяти, и облегчение от возвращения на британскую палубу было почти осязаемым. Кокрейн горел желанием выйти в море, и команда бросилась поднимать якорь и снова ставить паруса, возбужденно обсуждая то, что они видели и сделали.
Когда мы отошли, я стоял на шканцах с Арчи, глядя на пляж. Выжившие солдаты и кавалеристы вернулись на берег, чтобы начать помогать раненым, и их непрерывным потоком уносили в город.
— Бедолаги, мне их почти жаль. У них и шанса-то не было, — сказал он.
— Ты бы так не говорил, если бы это твои пальцы они собирались отрезать раскаленным ножом.
— Да, полагаю, ты прав. Перед тем как уйти, я открыл дверь башни, чтобы заглянуть в «ловушку для жуков». Они лежали там в несколько слоев, но один из них даже умудрился выстрелить в меня из мушкета.
— Вероятно, они думали, что ты приготовил для них новые мучения, может, думали, что ты будешь прикалывать их к карточкам, как жуков!
Меня ошеломила, да и, признаться, восхитила разница в потерях. Глядя на пляж и думая о людях в башне, мы убили или тяжело ранили по меньшей мере сто, а возможно, и сто пятьдесят испанцев. Взамен у нас был один раненый матрос, который смог уйти с пляжа на своих ногах, и Гатри был уверен, что никаких необратимых последствий для него не будет. Это оказалось типичным для многих действий Кокрейна. В сентябре 1808 года, командуя фрегатом «Имперьюз», он держал в страхе все французское побережье Лангедока своими прибрежными рейдами, сковал две тысячи французских солдат, необходимых в другом месте, и уничтожил французский кавалерийский полк в похожей на Эстепонскую операции, а единственными потерями его команды был один человек, слегка обгоревший при взрыве артиллерийской батареи.
В результате команда его обожала. Он был дерзок и отважен, но всегда имел
