Путеводитель по Средневековью: Мир глазами ученых, шпионов, купцов и паломников - Энтони Бейл
Совет опытного путешественника
Девятый по счету вал всегда самый сильный. Он способен похоронить корабль. Лишь молитва может умерить силу этой смертельно опасной волны.
Итальянец Никола де Мартони, паломник в Иерусалим (1395), обнаружил, что его волосы и борода поседели в одночасье от ужаса, испытанного им на судне, которое потерпело крушение в Восточном Средиземноморье. В июле 1403 года каракка с кастильским дипломатом Руем Гонсалесом де Клавихо на борту попала в ужасный шторм близ вулканического острова Стромболи. Ветер крутил корабль на месте, и «разорвало паруса на каракке, и весь день… плавали с голыми мачтами то в одну, то в другую сторону, считая себя в большой опасности… А хозяин приказал во все время бури петь литании и просить у Бога помилования»[21]. Когда каракка вышла из бури, «показался как бы свет свечи на марсе мачты корабля и другой на бревне, именуемом бушприт, находящемся в передней части судна, и еще свет свечи на рее над кормой»[22]. Атмосферное явление сопровождалось, пока бушевал шторм, звучанием чьих-то голосов. Это, по словам Клавихо, есть признак вмешательства святого Перо Гонсалеса де Туй (ум. 1246), спасителя павших в бурю. Клавихо одним из первых описал огни святого Эльма как яркое свечение и потрескивание в электрическом поле атмосферы. Это считалось хорошим предзнаменованием: святой приходит на помощь перепуганным людям. Ужасная буря сменилась затишьем.
Погода непредсказуема, чего не скажешь о морской болезни. Качка способна вымотать до предела самого неутомимого во всем прочем человека. Французский поэт Гийом де Машо (1300–1377) писал о морской болезни, жестоко мучившей Петра I (ум. 1369), короля Кипра и Иерусалима: «В море он провел все время лежа под одеялом, как мертвец – без пищи, без питья, без сна». Авторы средневековых медицинских справочников нередко давали советы, как справиться с морской болезнью. Популярный медицинский справочник Compendium of Medicine Гильберта Английского (ок. 1230–1260) предписывал для предотвращения морской болезни поститься либо съесть горький фрукт вроде айвы, граната или апельсина. Можно попытаться выпить натощак настой анисового семени или кервеля. Гильберт также советовал путешествующим сидеть прямо и неотрывно смотреть на корабельные реи, чтобы не оглядываться, а голову поворачивать только в направлении движения судна. Наконец, Гильберт рекомендовал рассасывать сладости или жевать семена, чтобы вызвать отрыжку.
Марджери Кемп путешествовала в начале 1430-х годов; морскую болезнь она описывает в ярких красках. Во время плавания по Балтийскому морю из Данцига (совр. Гданьск) в Штральзунд она испытывала отчаяние и ужас перед волнами. Но Господь дал ей разумный (не потерявший актуальности и сейчас) совет. Обратившись к ней «в душе», Он предложил лечь, опустить голову и не смотреть на волны. При переезде через Ла-Манш по маршруту Кале – Дувр Кемп молила Господа помочь ей сохранить достоинство в бурном море, «оказать ей милость не дать потерять голову, удержать от того, чтобы в чужом присутствии извергнуть мерзостные отправления». Впрочем, все остальные на судне страдали от жестокой качки, «самым неистовым и мерзким образом изрыгая и извергая их из своего желудка», и не меньше иных – другая англичанка, ранее отнесшаяся к Кемп с пренебрежением. Что ж, морская болезнь – это жестокая месть.
Прилив в Средиземном море невысок, а течения в основном слабые. Моряки полагались на прихоть ветра. Но больше морской болезни, бурь, высоких валов и странных приливов путешествующие по морю боялись полного штиля (венецианцы называли его bonaccia). Вероятно, для любого странника нет ничего хуже периодов вынужденного ожидания.
При штиле море замирает, превращаясь в оцепенелое тусклое зеркало. Суда застревают, вязнут, и даже гребцы не способны сдвинуть корабль с места в будто налившейся свинцовой тяжестью воде. На обвисших парусах и неподвижном такелаже будто собирается пыль. Само море превращается в обузу, отягощение. Кажется, что астролябия сломалась. Моряки бездельничают, упражняются на волынках или цитрах или играют в самодельные кегли, иногда в триктрак и принадлежащие капитану шашки из оленьего рога. Никакой безмятежности – только ощущение сгущающейся опасности и суровая атмосфера скуки. Все обездвижено. Паралич.
Зимой 1458 года итальянский аристократ Роберто да Сансеверино на 22 дня угодил в мертвый штиль. Судно, на котором он плыл, встало у пелопоннесского острова Сапиенца, из-за чего он сильно опоздал с возвращением в Венецию. Океанское плавание предполагает необходимость преодолеть однообразие.
Феликс Фабри (вообще он мало что хорошего говорит о морском плавании) писал, что периоды безветрия угнетают путешественников сильнее всего – кроме, конечно, кораблекрушения. Фабри рассказывает, что во время штиля корабль и все на борту будто бы разлагалось и гнило: вино становилось непригодным для питья, а копченое мясо кишело личинками. Откуда ни возьмись являлись бесчисленные мухи, комары, блохи, вши, черви, мыши и крысы. Люди на борту злились, ленились, много спали, даже переставали следить за собой. Среди пассажиров распространялись уныние, атмосфера вечной склоки и завистничества. Морякам оставалось только ждать – или попытаться вывести судно из района безветрия, завозя якорь вперед [на весельной лодке] и затем подтягивая к нему корабль.
Гибель в море также была обычным делом. В 1446 году английский когг «Анна» разбился о скалы в Южной Греции, у Модона. На корабле находилось около 160 паломников, а также груз шерсти на экспорт. Корабль шел из бристольского порта через Гибралтарский пролив и Севилью. В бурную беспросветную декабрьскую ночь когг выбросило на скалы – 37 моряков и пассажиров утонули. Модонский епископ устроил им достойные христиан, по его мнению, похороны и освятил в память погибших молельню.
В сентябре-октябре 1518 года всего за две недели пассажиров галеи, перевозившей с Кипра на Родос Жака Лесажа (из французского города Дуэ), поразила болезнь. Умерло не менее семи человек, а тех, кого сочли неизлечимо больными, оставили на Родосе на попечение иоаннитов (госпитальеров).
Феликс Фабри с горечью отметил, что его галея на обратном пути из Яффы в Венецию, когда лишения взяли свое, превратилась в плавучую больницу. К смерти в таких обстоятельствах относились двояко: предполагалось, что умершие во время паломничества могли снискать особую благодать. Если паломничество было своего рода мобильной версией чистилища, то смерть близ Иерусалима оказывалась кратчайшей дорогой на небеса. Средневековые проповедники любили пересказывать легенду об утонувшем корабле, на борту которого были возвращавшиеся из Иерусалима паломники: вынесенные на берег тела богомольцев с ног до головы оказались покрыты крестами, снискав, таким образом, что-то вроде вечного благословения за принесенную жертву.
Некоторые путешественники произносили в плавании особые молитвы, а для тех, кто в море оказался в опасности, придумали особые ритуалы. Люди зажигали свечи и молились святым покровителям мореплавателей: Николаю Мирликийскому в Бари, Марии Магдалине в Марселе или Иакову в Сантьяго-де-Компостела. Другие взывали к святому Христофору, покровителю путешественников. На побережье, в тех местах, где потерпевшим крушение удавалось спастись, появлялись алтари, нередко переносные, со свечами, освещавшими собой ночной мрак. Молитва у таких алтарей помогала лоцманам выбрать верное направление и даровала пассажирам благословление.
В прибрежном городе Поле приезжие посещали икону Богородицы. Рассказывали, что однажды во время чумы она появилась внутри фигового дерева. Само имя Девы – Мария – казалось благословением: оно совпадало с формой множественного числа латинского слова «море» – maria.
Галеи, которым предстоял опасный переход, из Венеции шли на юго-восток, по тихим водам Адриатического моря, хорошо известным маршрутом вдоль берегов Истрии и Далмации. По пути было много портов, где можно было пристать. Повсюду путешественников встречал вырезанный в камне венецианский крылатый лев – привычный знак, гарантия доброго порядка, хотя атмосфера прибрежных городов была, как правило, не особенно бальзамической: здесь пахло сосновой смолой, черемшой и экскрементами. В каждом порту встречающие подплывали к кораблю, пытались продать гостям свои товары и приглашали путников посетить городские святыни.
Конрад Грюнемберг – эталон путешественника, щедро делящегося информацией о своем плавании. Человек богатый и образованный, Грюнемберг начальствовал на монетном дворе в Констанце, а разменяв седьмой десяток, отправился по Адриатическому морю в Иерусалим. Грюнемберг сел на галею в Венеции (заплатив 38 дукатов; половину
