Когда-то тому назад... Сказки английских писателей - Джон Рескин

— Вот именно, — поспешно сказал король. — Итак, все кончено. Мы возвращаемся домой!

Канцлер вышел от короля, в восторге потирая руки.

Возвращение домой

Процитирую (с небольшими изменениями) отрывок из эпической поэмы известной евралииской поэтессы Шарлотты Патакейн:

С войны возвратился король Мерривиг,

Как все его предки, он мудр и велик,

Пятьсот человек с ним вернулись со славой:

Левой — правой, левой — правой, левой — пра-авой!

Если говорить точнее, то вернулось всего четыреста девяносто девять человек. Военную потерю составил Генри Коротконос, который остался на вражеской территории. Еще в самом начале войны Главный Хранитель бародийского арсенала застал его за шпионской деятельностью: Генри распластался в траве, выискивая следы на тропинке. Главный Хранитель арсенала, человек добрый, пригласил его к себе в дом, чтобы обсушиться и выпить чего-нибудь согревающего. Он попросил Генри, если шпионская деятельность снова занесет его в эти места, без церемоний заходить прямо к нему. Увидев дочь Главного Хранителя, Генри без ложной гордости принял приглашение и с тех пор частенько заходил к нему поужинать. Когда же война кончилась, он понял, что ему не разорваться. С разрешения короля Мерривига он обосновался в Бародии, а с разрешения Главного Хранителя арсенала начал новую жизнь в качестве семейного человека.

Когда вдали показались башни замка, Мерривиг глубоко вздохнул от счастья. Снова дома! Превратности войны остались позади, в кармане у него лежат военные трофеи, завернутые в папиросную бумагу, впереди его ждет заслуженный отдых. На каждый дорожный столб своей любимой страны он взирал со слезами умиления. Никогда больше не покинет он родную Евралию!

Как славно будет снова увидеть Гиацинту! Бедная малютка Гиацинта все это время была так одинока!

Впрочем, нет: ведь с ней рядом находилась графиня Белвейн, на опытность которой всегда можно было положиться… Белвейн! Не рискнуть ли ему? Думала ли она о нем во время его отсутствия? Гиацинта скоро подрастет и выйдет замуж. Тогда жизнь в Евралии станет для него одинокой, если не… Может быть, все-таки рискнуть?

Кавалькада приблизилась к замку. С крепостных стен в воздух взметнулись носовые платки, загудели трубы, залаяли собаки. Со ступеней дворца спустилась Гиацинта, одетая в голубое расшитое золотом платье, и кинулась в объятия отца.

— Ну, ну, дитя мое! Вот и вернулся твой старый отец. — Он ласково потрепал её по плечу, как будто это она, а вовсе не он, была в опасности. — Сейчас, я только скажу несколько слов моим воинам, а потом мы с тобой сможем все рассказать друг другу.

Он сделал шаг вперед и обратился к народу:

— Народ Евралии! (Крики «Ура!».) Мы вернулись домой после долгой и трудной войны (крики «Ура!») в объятия (громкое «Ура!») матерей, жен и дочерей (бурное, продолжительное «Ура!!!»). Теперь я повелеваю, чтобы все вы вернулись в лоно семейств, и желаю вам найти такой же теплый прием, какой я нашел в своей семье. — Он повернулся и снова обнял свою дочь, украдкой глядя через её плечо в сторону сада Белвейн.

Взрыв аплодисментов, боевой клич Евралии: «Ура, ура Мерривигу!» — и все радостно разошлись по домам. Гиацинта и Мерривиг отправились во дворец.

Свинопас его величества

Король Мерривиг сидел с королевой Белвейн в её саду. Все утро они посвятили составлению совместного сборника стихов, который готовили к публикации. Книгу открывало, конечно, стихотворение Мерривига:

Бо, болл, билл, балл,

Во, волл, вилл, валл.

Авторское разъяснение обращало внимание читателей на то, что стихотворение можно читать и задом наперед. Остальные стихотворения в основном принадлежали перу Белвейн. Участие в них Мерривига сводилось к оценкам, отпускаемым, когда она читала ему вслух: «Великолепно!» или: «Мне это нравится!»

— Вас хочет видеть какой-то человек, ваше величество, — внезапно доложил лакей.

— Что за человек?

— Да просто какой-то человек, ваше величество.

— Примите его здесь, мой дорогой. — Белвейн поднялась. — У меня во дворце масса дел.

Она удалилась, а лакей ввел незнакомца, у которого оказалась приятная внешность, круглая его физиономия была гладко выбрита. В его костюме было что-то сельскохозяйственное.

— Ну? — спросил Мерривиг.

— Я хотел бы наняться в свинопасы к вашему величеству, — сказал незнакомец.

— Что вы знаете о свинопасении?

— У меня врожденная склонность к этому труду, ваше величество, хотя мне никогда еще не приходилось пасти свиней.

— Точно как у меня! Что ж, дайте подумать, — как вы…

— Вы что, собираетесь меня немного проэкзаменовать, ваше величество?

— Естественно. Я…

— Умоляю вас, не надо! Ради всего святого, не донимайте вы меня своими вопросами! — Он выпрямился и ударил себя кулаком в грудь. — У меня призвание пасти свиней, этого достаточно!

Мерривигу начинал нравиться этот человек: ведь и у него самого было точно такое же ощущение.

— Однажды мне довелось беседовать о технологии этой работы с одним свинопасом, — сказал он мечтательно, — и мы обнаружили, что между нами много общего. Это занятие пробуждает вдохновение.

— Так же точно было и со мной, — обрадовался незнакомец, — тогда я и открыл в себе свое истинное призвание.

— Как странно! А вы знаете, мне почему-то знакомо ваше лицо!

Незнакомец решил раскрыть все карты.

— Этим лицом я обязан вам, — сказал он просто.

Мерривиг был поражен этим заявлением.

— Короче, — пояснил посетитель, — я бывший король Бародии.

Мерривиг схватил его за руку:

— Дорогой мой! Милый вы мой, ну конечно! Боже мой, теперь все ясно! И — смею заметить — вы так переменились к лучшему! Я и в самом деле ужасно рад вас видеть. Вы должны мне обо всем рассказать. Но сначала немного перекусим.

При слове «перекусим» бывший король Пародии совсем потерял самообладание, и только благодаря тому, что Мерривиг с приветственными восклицаниями дружески похлопал его по спине, а позднее — благодаря самой закуске ему удалось удержаться от слез.

— Дорогой друг, — сказал гость, в последний раз вытирая губы, — ведь вы меня спасли.

— Но что все это значит? — растерялся Мерривиг.

— Слушайте же, я расскажу вам!

И он рассказал о знаменательном решении, к которому пришел тем памятным утром, когда проснулся и обнаружил, что лишился бакенбард. Теперь было бессмысленно оставаться королем в Пародии, и он горел желанием стать свинопасом и самому зарабатывать себе на хлеб.

— У меня есть к этому талант, — сказал он жалобно. — Инстинктивное тяготение. Я знаю, что это так, что бы там ни говорили, — а мне говорили ужасные вещи. Я был уверен в своем ощущении, тут не могло быть ошибки.

— Да?

— О, надо мной просто