Жуков. Танец победителя - Сергей Егорович Михеенков
Из разговора с Константином Симоновым: «На Халхин-Гол я поехал так – мне уже потом рассказывали, как всё это получилось. Когда мы потерпели там первые неудачи в мае – июне, Сталин, обсуждая этот вопрос с Ворошиловым в присутствии Тимошенко и Пономаренко, тогдашнего секретаря ЦК Белоруссии, спросил Ворошилова: «Кто там, на Халхин-Голе, командует войсками?» – «Комбриг Фекленко». – «Ну а кто этот Фекленко? Что он из себя представляет?» – спросил Сталин. Ворошилов сказал, что не может сейчас точно ответить на этот вопрос, лично не знает Фекленко и не знает, что тот из себя представляет. Сталин недовольно сказал: «Что же это такое? Люди воюют, а ты не представляешь себе, кто у тебя там воюет, кто командует войсками? Надо туда назначить кого-то другого, чтобы исправил положение и был способен действовать инициативно. Чтобы мог не только исправить положение, но и при случае надавать японцам». Тимошенко сказал: «У меня есть одна кандидатура – командир кавалерийского корпуса Жуков».
«Жуков… Жуков… – сказал Сталин. – Что-то я не помню эту фамилию». Тогда Ворошилов напомнил ему: «Это тот самый Жуков, который в 37-м прислал вам и мне телеграмму о том, что его несправедливо привлекают к партийной ответственности». – «Ну и чем дело кончилось?» – спросил Сталин. Ворошилов сказал, что ничем, – выяснилось, что для привлечения к партийной ответственности оснований не было.
Тимошенко охарактеризовал меня с хорошей стороны, сказал, что я человек решительный, справлюсь. Пономаренко тоже подтвердил, что для выполнения поставленной задачи это хорошая кандидатура.
Я в это время был заместителем командующего войсками Белорусского военного округа, был в округе в полевой поездке. Меня вызвали к телефону и сообщили: завтра надо быть в Москве. Я позвонил Сусайкову. Он был в то время членом Военного совета Белорусского округа. Тридцать девятый год всё-таки, думаю, что значит этот вызов? Спрашиваю: «Ты стороной не знаешь, почему вызывают?» Отвечает: «Не знаю. Знаю одно: утром ты должен быть в приёмной Ворошилова». – «Ну что ж, есть!»
Поехал в Москву, получил приказание: лететь на Халхин-Гол, и на следующий день вылетел».
Прежде чем отправиться к новому месту службы, Жуков навестил московскую родню. Сразу из Генштаба поехал в Брюсов переулок. Родные, хоть и не ждали его, да ещё в столь поздний час, но несказанно обрадовались. Обнялись и тут же начали хлопотать вокруг стола.
Пока Клавдия Ильинична накрывала на стол, а брат бегал в ночной магазин за водкой, Жуков написал письмо жене.
А между тем в Смоленске Александра Диевна, узнав об экстренном вызове мужа в Москву, не переставала рыдать. Насмотрелась на аресты в гарнизоне. На то, как офицерские жёны, ещё вчера счастливые и беззаботные, в один момент оставались без мужей, а их дети без отцов, без крыши над головой, без средств к существованию. Из Генштаба он позвонил ей. С трудом успокоил. Уговорил, чтобы до его письма из Москвы, в котором он всё обскажет ей, сидела дома и ничего не предпринимала самостоятельно, ни с кем не обсуждала его отъезд и вообще поменьше разговаривала, даже с самыми надёжными подругами. Знал её характер – сгоряча может наговорить много лишнего.
«21.30. 24.5.39. Из Москвы в Смоленск.
Милый Шурик!
Сегодня был у наркома. Принял исключительно хорошо. Еду в продолжительную командировку. Нарком сказал: заряжать надо примерно на 3 месяца. К тебе у меня просьба такая: во-первых, не поддавайся хныканью, держись стойко и с достоинством, постарайся с честью перенести неприятную разлуку. Учти, родная, что мне предстоит очень тяжёлая работа, и я, как член партии, командир РККА, должен её выполнить с честью и образцово. Ты ж меня знаешь, что я плохо выполнять службу не приучен, но для этого мне нужно быть спокойным за тебя и за дочурок. Я тебя прошу это спокойствие мне создать. Напряги все свои силы, но этого добейся, иначе ты не можешь считать себя моим другом жизни. Что касается меня, то будь спокойна на 100 процентов.
Ты меня крепко напоследок обидела своими слезами. Ну что ж, понимаю, тебе тоже тяжело.
Целую тебя крепко, крепко. Целую моих милых дочурок.
Ваш Жорж».
Письмо любопытное. Особенно его тон, так сказать, стилистика. Это было особенное поколение. «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону…» И не важно, что «в другую сторону» надлежало следовать ему. Дело в другом. Это поколение умело подчинять своё личное, всего себя целиком, без остатка, государственному делу. Эти люди готовы были умереть, но выполнить приказ. Что касается непосредственно письма, то Жуков обращается к жене тоже как к солдату, не сомневаясь, что приказание будет выполнено в точности…
Посылая Жукова на войну, Ворошилов вкратце обрисовал обстановку, поставил задачу, предупредив, что она ещё будет уточнена, назвал группировку и войска, с которыми предстоит действовать в монгольской степи: пехота, артиллерия, авиация, танки и мотомехчасти, подразделения связи и сапёрные части, медсанбаты, тыловые службы. А вот кавалерии совсем мало, несколько эскадронов. Жуков сразу понял: наступление не планируется.
По данным разведки, своей и монгольской, кавалерия была на той стороне, у противника, – до дивизии баргутов. Баргуты – древнее племя степняков, когда-то обитавших в Забайкалье, а теперь живущих во Внутренней Монголии, прекрасные наездники, потомки воинов Чингисхана. В их жилах текли три крови – монгольская, бурятская и тунгусская. Возможно также участие бывших белогвардейцев, которые служат в Квантунской армии на различных должностях.
Основной же силой, с которой предстояло драться, были японцы. Японская армия в то время не была лучшей армией в мире. Но делала многое, чтобы ею стать. С заводов потоком отгружались в войска пушки, танки, самолёты, стрелковое вооружение, необходимое снаряжение, боеприпасы. На особом положении была материковая Квантунская армия. Туда поставлялось всё самое лучшее.
Японцы не действовали в отрыве от того, что происходило на Западе.
Что же в это время происходило на Западе? И что предшествовало срочной командировке Жукова на Восток?
2
В 1937 году Англия начала искать пути дружбы с Германией. Она стремилась этого достичь даже ценою своих интересов во Франции. 21 мая посол Германии в Англии и будущий имперский министр иностранных дел Третьего рейха фон Риббентроп пригласил в германское посольство для приватной беседы Черчилля, в то время рядового члена британского парламента. Отстранённый от активной политики, Черчилль проводил время в своём имении Чартвилл. Занимался живописью и писал очередную книгу. И в литературе, и в живописи получалось у него не хуже, чем в политике. Но молва шла такая: скучает, мол, без дела. Немцы прекрасно понимали политический вес,
