Жуков. Танец победителя - Сергей Егорович Михеенков
С Голиковым Жукову придётся и впоследствии время от времени сталкиваться по службе. В период битвы за Москву зимой 1941/42 года Голиков какое-то время будет командовать 10-й армией Западного фронта. Жуков – фронтом. 10-я армия, свежая, мощная, на которую возлагались большие надежды, постоянно опаздывала своим маневром и тем самым ломала общий замысел наступательной операции, разработанной штабом фронта. Жуков часто телеграфировал Голикову, торопил, буквально толкал его в спину, чтобы отступающий противник не имел возможности закрепиться на промежуточном рубеже и не угрожал флангам соседних соединений, наступающих более успешно. Ленты телеграфных переговоров, наклеенные на плотные листы, хранятся в Подольском военном архиве. В скупых репликах Жукова, в его сухих и рациональных монологах порой чувствуется неприязнь. Но равновесия комфронта не терял даже в самые трудные минуты. Возможно, он всё же опасался этого человека с обширными связями в Наркомате обороны и органах НКВД.
Генералу Голикову не суждено будет войти в историю Великой Отечественной войны в качестве полководца даже средней руки. В начале войны руководил разведкой РККА и фильтровал поступающие разведданные и сводки до такой степени, что нападение Германии на Советский Союз действительно походило на неожиданное. Зимой 1942 года не без участия Жукова передаст 10-ю армию генералу Василию Попову. С некоторыми перерывами снова будет командовать армиями и даже фронтами, но полководческие данные в нём так и не проявятся. В конце концов его отзовут в Наркомат обороны, где он до конца войны будет успешно командовать кадрами.
4
Верно заметил Жуков: чем выше должность, тем опаснее в те годы было служить родине. Тем подозрительнее становились люди из Наркомата внутренних дел. Аресты раскрепощали сослуживцев. В одних просыпались старые обиды, в других зависть, в третьих – желание выслужиться совершенно извращённым образом перед партией и, столкнув в подвал НКВД своего непосредственного начальника, занять его место, вселиться на его освободившуюся жилплощадь. В ход пошли анонимные доносы. Как кулацкие выстрелы из-за угла. Один из таких доносов едва не погубил Жукова.
После И. П. Уборевича Белорусским военным округом командовал И. П. Белов. Осенью 1937 года штабом округа были проведены окружные манёвры. За их ходом наблюдали нарком обороны Ворошилов и начальник Генерального штаба Шапошников, а также большая группа генералов и офицеров немецкого Генерального штаба. По тем временам это были особые гости.
При всём при том, что официальная дипломатия свидетельствовала о крепких дружественных отношениях между СССР и Германией, германские военные всё пристальнее вглядывались в русского солдата, в то, как он двигается на условном поле боя и как действуют его командиры, а командиры РККА ловили каждое слово немцев, следили за их реакцией на действия красноармейцев на полигоне. Они уже тогда просчитывали друг друга, сравнивая красноармейцев и солдат вермахта на гипотетическом поле боя.
Командарм Белов вскоре тоже был арестован и расстрелян.
Из «Воспоминаний и размышлений»: «Как-то не вязалось: Белов – и вдруг «враг народа». Конечно, никто этой версии не верил.
После ареста И. П. Белова командующим войсками округа был назначен командарм 2 ранга М. П. Ковалёв, членом Военного совета вместо Ф. И. Голикова был назначен И. З. Сусайков.
На смену арестованным выдвигались всё новые и новые лица, имевшие значительно меньше знаний, меньше опыта, и им предстояла большая работа над собой, чтобы быть достойными военачальниками оперативно-стратегического масштаба, умелыми воспитателями войск округа.
В Белорусском округе было арестовано почти 100 процентов командиров корпусов. Вместо них были выдвинуты на корпуса командиры дивизий, уцелевшие от арестов».
В какой-то момент добрались и до Жукова.
В конце дня в кабинет Жукова зашёл комиссар корпуса Фомин. Завёл какой-то пустой разговор. Жуков сразу почувствовал неладное и, глядя комиссару в глаза, спросил:
– Что-то ты, комиссар, не по-кавалерийски пляшешь…
– В каком смысле? – встрепенулся Фомин.
– А в самом прямом. Вокруг да около. Выкладывай, зачем пожаловал?
Комиссар поморщился. И рассказал, что на завтра назначено заседание объединённого партактива коммунистов 3-го и 6-го корпусов, что приглашены и коммунисты 4-й дивизии.
– Это что за съезд такой? По какому случаю?
– Да случай-то важный. Тебя будем разбирать. В партийном порядке.
– Что же такое я натворил, что такой большой актив будет меня разбирать? А потом, как же вы меня будете разбирать, не предъявив мне заранее никаких обвинений? Чтобы не успел подготовить объяснений? Поясни. Как комиссар.
– Да тут такое дело… Чёрт знает какое! – Комиссар выругался. – Разбор будет производиться по материалам 4-й кавдивизии и 3-го корпуса. Даже я не ознакомлен с содержанием поступивших заявлений.
– Значит, разговор будет о прошлогоднем снеге… Ну что же, посмотрим, в чём меня хотят обвинить.
Ночь не спал. Перебирал в памяти, кому перешёл дорогу, кому придержал новое назначение и повышение и по какой причине. И ведь действительно придерживал и даже отменял повышение. За невыполнение приказов, за халатность, за пьянство на службе.
Накануне, на всякий случай, послал в Москву две телеграммы: Ворошилову и Сталину. Суть и той и другой: необоснованно привлекают к ответственности по партийной линии. Об этих телеграммах мы ещё расскажем.
Из «Воспоминаний и размышлений»: «Собрание началось с чтения заявлений некоторых командиров и политработников 4, 24, 7-й дивизий. В заявлениях указывалось, что я многих командиров и политработников незаслуженно наказал, грубо ругал и не выдвигал на высшие должности, по мнению некоторых, умышленно замораживал опытные кадры, чем сознательно наносил вред вооружённым силам. Короче говоря, дело вели к тому, чтобы признать, что в воспитании кадров я применял вражеские методы. После зачтения ряда заявлений начались прения. Как и полагалось, выступили в первую очередь те, кто подал заявления.
На мой вопрос, почему так поздно подано на меня заявление, так как прошло полтора-два года от событий, о которых упоминается в заявлениях, ответ был дан:
– Мы боялись Жукова, а теперь время другое, теперь нам открыли глаза арестами.
– Второй вопрос: об отношении к Уборевичу, Сердичу, Вайнеру и другим «врагам народа». Спрашивается, почему Уборевич при проверке дивизии обедал лично у вас, товарищ Жуков, почему к вам всегда так хорошо относились «враги народа» Сердич, Вайнер и другие?
Затем
