Есенин - Василий Берг
«Тот ураган прошел. Нас мало уцелело, – напишет Есенин в 1924 году в стихотворении “Русь советская”. – На перекличке дружбы многих нет… Но и тогда, когда на всей планете пройдет вражда племен, исчезнет ложь и грусть, – я буду воспевать всем существом в поэте шестую часть земли с названьем кратким “Русь”».
Но до 1924 года еще далеко, более десяти лет. И до славы тоже не близко. А пока что приходится вычитывать тексты ради заработка и писать стихи в надежде… В надежде на что? А черт его знает! Но перспективы в воображении рисовались увлекательные. «В своих письмах оттуда [из Москвы] Сергей писал, что имеет интересную работу в типографии Сытина, с увлечением занимается в Народном университете Шанявского, добился успехов в опубликовании стихов и что у него заманчивые перспективы, – вспоминает однокашник нашего героя по Спас-Клепиковской школе Яков Александрович Трепалин. – Описывая свою жизнь в Москве, он советует мне оставить деревню и переехать в столицу, где можно иметь ин<терес>ную работу и учиться в университете Шанявского».
Так-то оно так, но в письме к Григорию Панфилову, написанном нашим противоречивым героем в сентябре 1913 года, говорится совсем другое: «Живется мне тоже здесь незавидно. Думаю во что бы то ни стало удрать в Питер. Москва – это бездушный город, и все, кто рвется к солнцу и свету, большей частью бегут от нее. Москва не есть двигатель литературного развития, а она всем пользуется готовым из Петербурга. Здесь нет ни одного журнала. Положительно ни одного. Есть, но которые только годны на помойку, вроде “Вокруг света”, “Огонек”. Люди здесь большей частью волки из корысти. За грош они рады продать родного брата. Все здесь построено на развлечении, а это развлечение покупают ценой крови. Да, мельчает публика. Портятся нравы, а об остальном уж и говорить нельзя».
Справедливости ради заметим, что в литературной среде Есенин пока еще не освоился как следует, хотя и разыгрывал перед «дорогим Гришей» знатока. Например, журнал «Огонек», который Есенин причислял к московским, издавался в Петербурге в качестве еженедельного литературно-художественного приложения к «скучной» газете «Биржевые ведомости». Тем не менее первые шаги были сделаны – некоторое время Есенин принимал участие в работе Суриковского литературно-музыкального кружка, основанного крестьянским поэтом Иваном Захаровичем Суриковым в 1872 году. По политическим взглядам суриковцы были либеральными народниками, а происходили в основном из крестьян, так что Есенин среди них чувствовал себя комфортно – свои люди. Ввел его в кружок сам председатель, поэт Сергей Кошкаров-Заревой, к которому наш герой явился вскоре после приезда в Москву со своими стихами.
«Поэту было лет шестнадцать-семнадцать, – вспоминал о Есенине кружковец Ефим Шаров. – Он приехал из дебрей Рязанской губернии, вскоре после окончания двухклассной школы. Есенин казался почти мальчиком, затерявшимся в городе. Одет он был, если не изменяет память, в подержанную деревенскую поддевку. На ногах – аккуратные кожаные сапоги. Немного кудрявый, белый, синеглазый. Таким он запомнился по первой встрече.
Помню, собрание членов, на которое впервые пришел Сергей, происходило в одном из номеров меблированных комнат – “подворья” (нечто вроде гостиницы для приезжих), где-то на Петровке.
С. Н. Кошкаров, у которого поэт накануне был на квартире, познакомил собравшихся с гостем, назвав Есенина “молодым крестьянином Рязанской губернии, пишущим стихи”. Все очень заинтересовались юношей и сейчас же стали просить его что-либо прочитать.
Голос у подростка Есенина был очень приятный, певучий, но почти детский. И читал он совсем по-особенному, растягивая слова:
О родина, счастливый
И неисходный час.
Нет лучше, нет красивей
Твоих коровьих глаз.
Тебе, твоим туманам
И овцам на полях
Несу, как сноп овсяный,
Я солнце на руках…
О Русь, о степь и ветры,
И ты, мой отчий дом…
На золотой повети
Гнездится вешний гром…
Казалось, он не читает, а поет стихи, напоминая Константина Бальмонта. Бальмонт вот так же пел свои стихи о маори, о Полинезии, когда он выступал в Политехническом музее, вскоре по возвращении из путешествия по южноокеанским островам.
Крестьянскую тематику разрабатывали и до Есенина, мы знали много “крестьянских” стихов, но здесь все показалось таким новым, таким смелым. Чтение еще долго продолжалось. Многое, что читал молодой поэт, им было значительно переработано впоследствии, а кое-что он и вовсе не помещал в своих позднейших сборниках, но в памяти на долгие годы осталось то неизгладимое впечатление от своеобразия и свежести юношеских стихов, которые он, может быть, в первый раз тогда прочитал в кругу литераторов».
Именно кружковцы помогли Есенину устроиться в типографию Сытина, огромное здание которой и в наши дни можно увидеть в конце Пятницкой улицы, у Садового кольца. Из-за внушительных размеров сытинскую типографию нередко называли «фабрикой».
«Сережа был очень ценен в своей работе на этой фабрике не только как работник экспедиции, но и как умелый и ловкий парень, способствовавший распространению нелегальной литературы, – вспоминал известный литературовед Иван Никанорович Розанов. – Заработок дал ему возможность окрепнуть и обосноваться в Москве… Фабрика с ее гигантскими размахами и бурливой живой жизнью произвела на Есенина громадное впечатление. Он был весь захвачен работой на ней и даже бросил было писать. И только настойчивое товарищеское воздействие заставляло его время от времени приходить в кружок с новыми стихами. Правда, стихи его по содержанию были далеки от общественного движения. В них было много сказочного, былинного, но не было революционного порыва. Вот, примерно, одно из неизданных его стихотворений:
Пряный вечер. Гаснут зори.
По траве ползет туман.
У плетня на косогоре
Забелел твой сарафан.
В чарах звездного напева
Обомлели тополя.
Знаю, ждешь ты, королева,
Молодого короля…
и т. д.
У Есенина образ крестьянского плетня переплетался с образами королев и королей. Он удивительно был заражен, очевидно, в детстве литературой из этой области. Главными мотивами его стихов все же были деревня и природа. Он удивительно схватывал картины природы и преподносил их в ярких образах.
В течение первых двух лет Есенин вел непрерывную работу в кружке. Казалось нам, что из Есенина выйдет не только поэт, но и хороший общественник. В годы 1913–1914 он был чрезвычайно близок кружковой общественной работе, занимая должность секретаря кружка. Он часто выступал вместе с нами среди рабочих аудиторий на вечерах и выполнял задания, которые были связаны с значительным риском».
