Есенин - Василий Берг
«Была великая распря! – писал Есенин Григорию Панфилову. – Отец все у меня отнял, так как я до сих пор еще с ним не примирился. Я, конечно, не стал с ним скандалить, отдал ему все, но сам остался в безвыходном положении. Особенно душило меня безденежье, но я все-таки твердо вынес удар роковой судьбы, ни к кому не обращался и ни перед кем не заискивал. Главный голод меня миновал».
В начале февраля 1913 года «Культура» закрылась по причине финансовой несостоятельности, и Есенин перешел на работу в типографию известного книгоиздателя Ивана Дмитриевича Сытина, деятельность которого простиралась от научно-популярного журнала «Вокруг света» до общероссийской газеты «Русское слово», тираж которой в середине 1917 года достиг не рекордного, а просто невероятного для того времени уровня в один миллион двести тысяч экземпляров. Сначала Есенин работал у Сытина посыльным в экспедиции, а затем стал подчитчиком. Подчитчики были начальным звеном в деле редактирования текста. В их обязанности входила проверка соответствия набранного текста авторскому оригиналу с исправлением опечаток. После подчитчиков текст передавался корректорам, которые занимались его окончательным «причесыванием» – правили грамматические и стилистические ошибки, а если было нужно, то и сокращали. Анна Изряднова была у Сытина корректором.
«Он только что приехал из деревни, но по внешнему виду на деревенского парня похож не был, – вспоминала о Есенине Изряднова. – На нем был коричневый костюм, высокий накрахмаленный воротник и зеленый галстук. С золотыми кудрями он был кукольно красив, окружающие по первому впечатлению окрестили его вербочным херувимом. Был очень заносчив, самолюбив, его невзлюбили за это. Настроение было у него угнетенное: он поэт, а никто не хочет этого понять, редакции не принимают в печать. Отец журит, что занимается не делом, надо работать, а он стишки пишет. Был у него друг, Гриша Панфилов (умер в 1914 году), писал ему хорошие письма, ободрял его, просил не бросать писать. Ко мне он очень привязался, читал стихи. Требователен был ужасно, не велел даже с женщинами разговаривать – они нехорошие. Посещали мы с ним университет Шанявского. Все свободное время читал, жалованье тратил на книги, журналы, нисколько не думая, как жить».
Осенью 1913 года Есенин поступил вольнослушателем на историко-философское отделение в Московский городской народный университет имени Альфонса Леоновича Шанявского. Это учебное заведение было учреждено по инициативе московской либеральной интеллигенции и лично генерал-майора и крупного золотопромышленника Шанявского, передавшего в 1905 году свой дом и земельный участок на улице Арбат. На доходы от них был устроен университет, основной целью которого было «служение широкому распространению высшего научного образования и привлечение симпатий народа к науке и знанию». Вступительные, текущие и выпускные экзамены в университете не проводились, но по желанию учащихся они могли быть подвергнуты испытаниям с последующей выдачей свидетельства. Стоило это «удовольствие» сорок рублей в год, причем плату можно было вносить в два этапа – двадцать пять рублей перед началом первого семестра и пятнадцать рублей в начале второго.
Обучение в народном университете давало знания и расширяло кругозор, но для Есенина оно, в первую очередь, было «билетом» в общество литераторов. Здесь наш герой познакомился с Дмитрием Семеновским, Николаем Колоколовым, Василием Наседкиным и Иваном Филипченко. Современному читателю эти имена практически неизвестны, но в свое время названные поэты были популярными. Семеновского считал одаренным поэтом Максим Горький, писавший ему: «Искра божья у Вас, чуется, есть. Раздувайте ее в хороший огонь. Русь нуждается в большом поэте. Талантливых – немало, вон даже Игорь Северянин даровит! А нужен поэт большой, как Пушкин, как Мицкевич, как Шиллер, нужен поэт-демократ и романтик, ибо мы, Русь – страна демократическая и молодая». Николая Колоколова тот же Горький называл «крупным художником, который знает всю “правду” и знает величайшую правду, которая рождается, чтоб утопить все рожденное до нее». Василий Наседкин, начавший печататься в 1919 году, отличался глубоким знанием русского фольклора и со временем занял видное место среди «новокрестьянских поэтов». К слову, 19 декабря 1925 года, буквально перед самоубийством нашего героя, Наседкин зарегистрировал брак с Екатериной Александровной Есениной. Что же касается Ивана Филипченко, которого Валерий Брюсов называл «одним из даровитейших» и «наиболее обещающих» поэтов «Кузницы», то он был воспитанником Марии Ильиничны Ульяновой, сестры Владимира Ленина, и убежденным большевиком. Поэт-символист Юргис Балтрушайтис отзывался о Филипченко как о «поэте больших построений и глубоких замыслов», певце трудового творческого подвига. В общем, компания подобралась хорошая, достойная, только на тот момент никто из пятерых ее членов не был известен. Есенин же нуждался не столько в единомышленниках (хотя они и были ценны для него), сколько в «двигателях», в людях, в чьих силах было ввести его в Большую Поэзию.
«Университет Шанявского был для того времени едва ли не самым передовым учебным заведением страны, – писал в своих мемуарах Дмитрий Семеновский. – Широкая программа преподавания, лучшие профессорские силы, свободный доступ – все это привлекало сюда жаждущих знаний со всех концов России… На одной из вечерних лекций я очутился рядом с миловидным пареньком в сером костюме… юноша держался скромно и просто. Доверчивая улыбка усиливала привлекательность его лица. Это был Сергей Есенин. Он занимался на историко-философском отделении, где слушал лекции по русской и западноевропейской литературе, истории России и Франции, истории новой философии, политической экономии, логике».
Наш герой был настроен весьма серьезно. «Благослови меня, мой друг, на благородный труд, – пишет он Григорию Панфилову из Москвы в августе 1912 года. – Хочу писать “Пророка”, в котором буду клеймить позором слепую, увязшую в пороках толпу. Если в твоей душе хранятся еще помимо какие мысли, то прошу тебя, дай мне их как для необходимого материала. Укажи, каким путем идти, чтобы не зачернить себя в этом греховном сонме. Отныне даю тебе клятву, буду следовать своему “Поэту”. Пусть меня ждут унижения, презрения и ссылки. Я буду тверд, как будет мой пророк, выпивающий бокал, полный яда, за святую правду с сознанием благородного подвига».
Текст «Пророка», о завершении которого Есенин сообщал Панфилову, остался неизвестным, но можно предположить, что его содержание перекликается с упомянутым в письме стихотворением «Поэт», которое Есенин написал на обороте своей фотографии, подаренной другу Грише при расставании после окончания учительской школы:
Не поэт, кто слов пророка
Не желает заучить,
Кто язвительно порока
Не умеет обличить.
Тот поэт, врагов кто губит,
Чья родная правда – мать,
Кто людей как братьев любит
И готов за