(Не)Мой (Не)Моя - Оливия Лейк

Ожидаемо ночью я не смогла уснуть: открыла бутылку вина и смотрела в шальную ночь. Крутила телефон и размышляла: если я позвоню Артему и попрошу приехать, он сорвется? Чем вообще сейчас занимался? Интересно ли ему как у меня дела? Сегодня скидывала сообщение, что нас выписали и снова благодарила, что выручил вчера. Каминский в своей манере отшутился, но приехать, забрать нас не предлагал. Я не просила, естественно, просто ни могла не ощущать, как четко он выстроил границы и никого за них не пускал. Очень правильная позиция. Я тоже так хотела. Надеюсь, что научусь.

— Привет, — я все-таки набрала Артема.

— Не спится? — вместо приветствия. Я даже не подумала, что могла его разбудить.

— А тебе?

— Работа, — коротко и устало ответил.

— Новая пациентка? — решила пошутить.

— Нет. Это не связано с центром.

Неужели это новое дело прокуратуры? Руки инстинктивно покрылись мурашками. Расспрашивать дальше бессмысленно и не очень хотелось. Эта часть его жизни полна страха, боли, черной бездны. Я не испытывала желания с этим связываться или разделить с Каминским эту ношу. Это тоже показатель: он мне нравился — как мужчина и как человек, но в нем слишком много темных пятен. Это не для меня.

— Хочешь, чтобы я приехал? — неожиданно прочитал мои мысли. Эта его способность удивляла.

— Хочу… — мне нужно было проговорить некоторые моменты. Но это из области психологии. — Внеочередной сеанс. Я заплачу, — иронично заявила. Каминский весело хмыкнул. Да, мы были любовниками, но его десять сеансов я оплатила сразу. Чтобы избежать соблазна снова спрятаться в раковину. Артем не предлагал мне вернуть деньги. Я и сама считала это лишним. Он делал свою работу, хорошо делал и должен получить за нее оплату.

Для начала я переоделась: не хотела встречать его в шелковой ночной сорочке. Мы не были настолько близки эмоционально. Каминский впервые приедет ко мне. Это не личное, профессионал спасает пациента в любое время, в любом месте и от любой проблемы.

— Чай, кофе или вино? — предложила, проводив Артема в гостиную. Рома давно спал, свет я не включала, наслаждаясь полумраком ночи и фонарей, на мне уютная простая пижама и никакой косметики. Сегодня я не собиралась соблазнять, мне просто нужно побыть рядом с тем, кто умел слушать.

— Рассказывай, — развалился на моем диване, закинул ноги на низкий деревянный столик для кофе.

Я села рядом, но полубоком, смотрела на Каминского, отмечала в голове детали. Совсем другой. Черты лица более острые, резкость во взгляде, волосы почти черные, тело жесткое и рельефное: каждую мышцу можно прощупать, пальцами обвести, губами прочувствовать, на языке прокатать. Артем мне нравится именно таким. Но еще днем я млела от поцелуев Мирослава. С выгоревшими русыми волосами, бронзовым загаром и крепким, мощно сбитым телом.

Глупо оправдываться и списывать все с Миром на эмоции и неожиданность. Это давно забытое чувство… Не страсть, не воздержание, не эгоистичное желание показать, как я изменилась. Это бабочки в животе и дрожь до самой трясучки. Это маленькая смерть, если эти руки не обхватят талию и не прижмут к широкой груди с ароматом жженой карамельки. Это глаза в глаза, и ты просто тонешь в этой глубине. Это не про самцовость, брутальность, харизму. Это может быть или не быть. Важно ведь другое: твое или не твое…

Где же то самое «мое»? Я отвела глаза, четко давая ответ самой себе, но между нами отныне было слишком много «но». Теперь с обеих сторон. Да, мы с Миром оба изменились и совсем не факт, что могли бы в принципе быть вместе в иных реалиях. Когда мы совсем другие. Но это не отменяло того факта, что я его не забыла. Значит, так все-таки бывает: мы можем испытывать страсть, очень сильную, мощную, поглощающую, но сердцем быть совсем в другом месте, даже если сами уверены, что нас там нет.

— С бывшим мужем сегодня… поругались… — и я рассказала Артему все. Вплоть до взаимных угроз, претензий, старых обид и жарких поцелуев. Ждала ли я какой-то ревностной реакции? Возможно, но Артем вел себя крайне профессионально. Мухи отдельно, котлеты отдельно.

— Он бы этого не сделал, — уверенно заключил Каминский.

— Почему? — удивленно нахмурилась. Мне не показалось, что Мирослав шутил со мной, а чувство опасности, исходившее от него, было практически осязаемым.

— Потому что потому, — мягко ответил, качая головой, словно с неразумным ребенком разговаривал. — Но… Помнишь поговорку: в тихом омуте черти водятся? Я видел Нагорного ночью, — задумчиво проговорил, — он… — и на меня посмотрел задумчиво.

— Что? — чувствовала, что Каминский что-то такое заметил, но почему-то не хотел мне рассказывать.

— Ничего. Просто не буди лихо, пока оно домашнее и не вышибает дверь с ноги.

— Ты заговорил поговорками, — недовольно пробурчала.

— Люблю народное творчество.

— Артем, можно задать вопрос? Личный?

— Валяй, — расслабленно закинул руки за голову.

— Ты был женат?

— Нет.

— Почему?

— Это не один вопрос.

Я сделала милое личико. Знала, что он на такое не ведется, но рискнула.

— Мне это не подходит, Яна. Я всегда это знал. Мой отец показал мне четко и ясно, что некоторым лучше не размножаться.

— Вы вообще не общаетесь? — тихо спросила.

— Я типа его наследник, но с таким же успехом он мог отдать свое богатство камню. Оно ему нужно примерно так же, как мне.

— А твоя мама?

— Умерла. Когда ты замужем за моральным уродом — исход только один, — сухие факты и никаких чувств.

— А дети? Неужели не думал построить свою семью, другую, непохожую на ту? — спрашивала, не потому что метила на эту должность, но мне действительно странно, что он не хочет быть кому-то искренне необходимым.

Каминский долго вглядывался куда-то в стену, что-то думал и рассуждал — это в глазах отражалось.

— Нет, Яна, — перевел на меня взгляд. — Мне не нужна семья, — не отвела глаза, потому что я ему ничего не предлагала, а он умел считывать посыл. — Это небезопасно.

Я резко вскинула голову и заметила в нем что-то… Что-то, что пугало и скребло на душе.

— Расскажи… — попросила и погладила его плечо. Пусть ему станет легче.

— У меня была наставница. Я учился у нее предугадывать мысли убийцы. Сейчас она моя пациентка, не первый год в стационаре…

— Почему?

— Потому что плохие люди любят делать больно. А как сделать больно матери? — во