Все началось с развода - Анна Томченко
Нет, спасибо.
Меня, кто от него спасать потом будет?
Никто.
Ну вот и все.
— В общем, прости, мам, что я об этом опять заговорила. Но видишь, наверное, не очень легко мне даётся жизнь человека, у которого родители в разводе, потому что, все равно так и тянет что-то спросить про отца, что-то рассказать про отца, и объективно говоря, я понимаю, что я не имею права так поступать, это с моей стороны выглядит безумно эгоистично, — затараторила Зина, пытаясь реабилитироваться себя в моих глазах.
Но не получилось.
— Да, эгоистично, Зин, — согласилась я и, поднявшись по ступеням, открыла дверь.
В лицо пахнуло тёплой влажностью из-за того, что с вечера я поливала растения, а за день не было открыто ни одно окно, ни одна дверь, и поэтому дом, нагреваясь ещё и без работающего кондиционера, испарял влажность.
Проверив снова все замки, я тут же включила кондиционер и в кухне приоткрыла форточку.
— Слушай, я только приехала, мне бы переодеться, мне бы смыть грим. И…
— Да, да, конечно, понимаю. Я очень люблю тебя, мам. Прости, что каждый раз делаю больно.
Прощать не хотелось, потому что извинялись так, как будто бы это вошло в привычку.
Ну то есть вот бывает же, когда стоишь вместе с мужем, готовишь завтрак, он такой из-за своей широкой мускулатуры не рассчитал, начал поворачиваться и подпихнул тебя плечом к подоконнику и такой: « ой, извини». То есть ты понимаешь, что это просто проявленный жест внимания и заботы, а с другой стороны, за этим женичего не кроется. Ну, типа, малозначительность деяния не требует достаточного покаяния.
Я фыркнула, поднялась на второй этаж, быстро стянула с себя платье и закрылась в ванной.
Орхидеи, которые стояли здесь практически круглогодично, вдруг решили дать ещё по одной ветке я сузила глаза и, сама себе кивнув, сделала зарубку в памяти ещё раз пройтись удобрением, чтобы поддержать их работу. А когда я почти отмытая от сценического грима, вышла в зал, то поняла, что вчера было проще, вчера был Гордей, и он разряжал обстановку. Но вместо того, чтобы замотаться и уйти в себя я открыла ежедневник со своей статистикой, развернула приложение с соцсетями и стала вести учёт.
Настя засыпала съёмками, и я что-то особо удачное сохраняла для завтрашних анонсов, что-то сразу удаляла: там, где мне не нравилась либо вырванная из контекста фраза, либо мой внешний вид. А тем временем стрелка часов показала полночь, и я, глубоко вздохнув, вернулась в гостевую.
Нет, сегодня у меня тоже не хватило сил для того, чтобы разобрать спальню, для того, чтобы вытряхнуть все стекло из белья и вообще зайти туда, где наверное, разрушились остатки моей жизни.
Ночью я ощутила, что в горле стало саднить. Это, вероятно, отголоски моих истерик, это вероятно сорванные связки, которые даже сейчас хоть и не болели, но заметно похрипывали, и я очень сильно переживала, что во время съёмки это будет заметно. Поэтому бедные полтора суток, которые у меня были до телевидения я отчаянно пыталась выровнять собственный голос при помощи смягчающих сиропов.
Утро наступило, и, конечно, по ощущениям на меня.
Прям на голову.
Но я, выдержав этот натиск судьбы, отковыряла себя от кровати и дала обещание, что сегодня я точно никуда не выберусь из дома и буду весь день заниматься теплицей.
От Альберта по-прежнему не было никакого ответа на письмо. Я подозревала, что как только Пётр Викторович оформит исковое и подаст его в суд, Альберт тут же объявится, потому что ему придёт уведомление на Госуслуги о назначенном судебном заседании, и пока что мне оставалось радоваться затишью, но как-то мне не тихо было.
Разбирая утреннюю почту в мессенджерах, я наткнулась на незнакомую аватарку.
« Цветы понравились?»
Всего два слова, но в них было немножко больше смысла, чем принято считать, Человек не просто сделал галочку, пометку, что он поступил правильно, отправил цветы женщине, человеку было интересно, понравились ли цветы.
Я, почему-то поддавшись какой-то глупой легкомысленной ноте, быстро набила ответ.
«Нет той женщины, которой не нравятся розы».
«Тогда гладиолусы не отправлять?»
Прилетело мне следом.
Я скосила глаза на сообщение и вздохнула, не считая нужным отвечать, но почему-то, проходив час по дому, позавтракав, переодевшись в рабочий комбез, я не выдержала и все-таки ответила.
«Сейчас не сезон гладиолусов, они будут из Голландии и абсолютно без запаха».
«Если хочешь запах, могу букет из креветок отправить. Пойдёт?»
Я сама не поняла, когда мы перешли на ты. И было в этом что-то до ужаса неудобное.
«Нет», — написала я и свернула в мессенджер.
Но после восьми вечера на экране наружной камеры появился курьер.
Это были не гладиолусы и не розы.
А крупнолистные здоровые ромашки, больше похожие на эхинацею белого цвета с травяно-жёлтой серединкой.
И они очень сильно пахли.
Медом, Лугом. И летним, ещё не начавшим греть особенно сильно солнцем.
Я мягко улыбнулась и покачала головой, вместо радости, какого-то хмельного счастья, ощущая тихую грусть.
39.
Ближайшую неделю состояние было как перед штормом, когда особенно тихо и аж в ушах звенит.
Я списывала все это на то, что Альберт успокоился и угомонился, и все сейчас сидели в ожидании большого взрыва, когда ему придёт извещение о том, что я подала на раздел имущества.
Меня даже Перт Викторович звонил и предупреждал.
— Алёнушка, вы, пожалуйста, без резких движений, если вдруг у Альберта возникнет какое-то желание повлиять на ваше решение, то вы сразу отправляйте его ко мне.
— Хорошо, обещаю, — тихо сказала я и улыбнулась, — и обещаю, что скоро заскочу и помогу разобраться с гортензиями.
— Мы будем очень рады, привози Митенька, — ответил мягко юрист, и я улыбнувшись, положила трубку.
Зина действительно предлагала несколько раз закинуть ко мне Митю, но я чувствовала такое своё состояние, что только испорчу ребёнку настроение выбираться никуда из дома мне не хотелось, а томить Митю постоянно на участке мне казалось немножко эгоистичным, поэтому обходными путями я все время съезжала с темы и старалась даже не заговаривать об этом.
Настя фонтанировала восторгами относительно того, что у нас начался большой рост аудитории, и даже проект, запущенный сейчас, показал новую волну продах, так что в целом появление на телевидении послужило больше хорошей рекламой, нежели чем плохой, даже несмотря на то, что разговор шел исключительно про мой развод и да, как я
