Все началось с развода - Анна Томченко
Я пожала плечами и с прищепки сняла записку.
«Для хорошего вина от не менее хорошего коньяка. С жаркой любовью, Ален»
36.
Гордей перегнулся у меня через плечо и любопытно засунул в нос записку, присвистнул:
— Нет, это не от папы.
Я пожала плечами, не собиралась ничего объяснять. Мне вообще казалось, чтолюбые объяснения в нынешней ситуации они глупо как-то звучат.
— Мам, а у вас все хорошо? — произнёс Гордей, когда я, подняв за ленточки пакет с цветами, направилась в сторону кухни.
— Ну как тебе сказать. Отец приехал, искал несуществующего любовника, размахивал руками, пытался изнасиловать.
Я осеклась, понимая, что не то ляпнула. А у Гордея напряглось лицо так, как будто бы он был каменным изваянием, либо увидел из-за угла одну из голов медузы горгоны. Нитка пульса на шее бешено забилась, а ладони автоматически сжались в кулаки.
— Мам, ты же сейчас шутишь, — Гордей прошёлся по мне взглядом и заметил синяки на запястьях.
В глазах полыхнул огонь, и сын, качнувшись в сторону двери, хрипло выдохнул.
— Это какое-то дерьмо.
— Успокойся, пожалуйста. Не надо ехать, бить ему морду либо доказывать как-то свою правоту. В этой ситуации, поверь, уже ничему не суждено случиться, ничего уже не произойдёт. А лишние скандалы ну зачем они нам сейчас?
— Но ведь папа не ошибся по поводу любовника, — вроде бы и с пониманием, но в какой-то момент с ноткой укора произнёс Гордей, а я пожала плечами.
— Может, и не ошибся. Ну, в конце концов, что такое молодой любовник по сравнению с беременной бабой? Согласись, ничто!
Гордей остался стоять в прихожей, а я прошла на кухню, вытащила высоченную глубокую вазу, быстро набрала в неё воду, высыпала пакетик для цветов внутрь размешала. И, не вытаскивая из нежной, чуть ли не шёлковой бумаги, поставила букет.
Гордей медленно зашёл в кухню, словно бы не понимая, стоит ли ему действительно оставаться здесь или как, но потом все-таки выдохнул и произнёс:
— Мне очень жаль.
— Мне тоже. — Сказала я тихо и ощутила, что сын приблизился со спины, обнял меня и уткнулся носом мне в волосы.
— Прости, прости, что я не был дома.
— Да, я тебя умоляю. Думаешь, его что-то бы остановило?
— Мам, ну это же ненормально.
— Я знаю. Но это не означает, что я на все закрою глаза.
Вечер был пропитан ароматом не варенья, а земляничного вина, хотя ничего подобного в доме не водилось. А я просто помнила этот аромат из отпуска в Крыму.
Там в одной маленькой кафешке домашнее вино всегда подавали, вот точно такое же кисловато-сладкое.
Уйдя спать, я трижды проверила дверь и снова не смогла вернуться в спальню, поэтому заняла прежнюю, гостевую и Гордей, только заглянув в щелку между косяком и дверью тихо произнёс:
— А что такое?
— Сил нет убраться в спальне.
Гордей глубокомысленно вздохнул, но не стал ничего уточнять.
Следующий день был отдан на то, что я готовилась к съёмкам. Мне прислали сценарий, чуть ли не с поминутной раскадровкой. Я все это себе переписывала в ежедневник, куда прятала статистику Настя звонила почти каждый час, спрашивала, как я, и интересовалась тем, не передумала ли я.
Я не передумала.
И, наверное, поэтому утром, когда я добралась до телецентра, взгляд у меня был полон решимости.
Звонила Зина, пыталась подбодрить меня, сказать, что обязательно все будет круто, и вообще в камере я буду выглядеть офигенно, но сейчас все слова поддержки пролетали мимо моих ушей.
Мне было некомфортно. Одно дело снимать себя на камеру телефона, другое дело знать, что вокруг тебя все будет сниматься.
Настя, как бравый солдатик, прискакала вместе со мной.
— Я думала, ты просто запускаешь мне таргет, — произнесла я, сидя в гримерке, где мне по третьему слою наносили тональник. Слава Богу, за полтора суток синяки на руках рассосались, а на мне было закрытое летнее ситцевое платье в мелкий цветочек с небольшим жабо под самым горлом.
— Ну как же, это же тоже часть рекламы, так сказать. Выходим на телевидение. —Настя подмигнула мне и посмотрела за гримёром. — Ты, главное, ничего не бойся все самое дерьмовое вырежут при монтаже.
— У, — произнесла я, жмурясь от того, что кисточка прошлась мне очень близко к веку.
— И вообще, помни, что я постоянно буду мотаться рядом, я никуда не исчезну.
— Я очень тебе за это благодарна, и явно твои услуги стоят дороже, чем сейчас у нас с тобой идёт ставка.
— Я тебя умоляю, как только блогеры нашего города узнают, что ты работаешь со мной, я в десять раз отобью весь гонорар. — Чисто по секретику, склонившись ко мне со спины, произнесла Настя и пожала плечо, подбадривая меня.
Съёмка не была такой, что все шло одним полотном, как нам показывают во всех соцсетях, нет, отдельно снимался один ракурс, другой ракурс, и действительно разговор был с ведущим достаточно мягким, комфортным.
Мне больше задавали вопросов про мой блог, о том, как пришла идея вообще вести эстетику загородной жизни в массы, я делилась тем, что просто так вот получилось и когда уже мне казалось, что приготовленный завтрак почти готов, когда оставалось только украсить его сиропом, ягодами и так далее, прозвучал достаточно провокационный вопрос:
— А что по поводу вашего развода с мужем, Ален? Если честно, мне кажется, все сми теряются, потому что нет никакой информации. Может, хотя бы нам в качестве исключения, скажем так, эксклюзивом расскажите.
Я подняла глаза на ведущего и поняла, что вот он, момент истины.
Струсить и замять. Или просто сказать все как есть?
Вот он, момент истины, который отделяет меня, замужнюю Алёну Старцеву, от разведённой Алёнушки.
Вот он момент, который я должна сама выбрать и пережить.
Я облизала дрогнувшие губы и посмотрела прямо в камеру.
До решения оставалось всего ничего.
Три секунды.
Две.
Одна.
37.
— Ну же, Алёна, не томите, — подбодрил меня ведущий.
Я улыбнулась.
— Да что вам рассказывать, это обычное семейное дело, когда-то два взрослых человека принимают решение, что, наверное, порознь, может быть лучше.
— То есть вы все-таки можете подтвердить, что вы теперь в разводе, да?
— Так это ни для кого не было тайной, все друзья, все родственники знали об этом уже в первую неделю.
— Что послужило причиной
