Мороз.К.О. - мэр Елкино - Лина Коваль
— Закатай хубу, Константин Олехович, — дерзко гэкает, посматривая ниже. — Мой девственный рот тебе не светит!.. Смирись!
— Посмотрим-посмотрим, — довольно улыбаюсь и падаю рядом, так, что Ника подлетает, а потом сразу подминаю ее под себя… Там ей самое место.
Хорошо тут в горах, однако!..
Мне нравится.
Глава 27. Заезд на лыжах
Предпоследнее утро в горах начинается с того, что я просыпаюсь первой и в полутьме растираю глаза, а потом делаю то, что мне теперь больше всего нравится по утрам, — прижимаюсь к Костиной спине и прикладываюсь к ней щекой.
Сердце мэра педантично стучит.
Вчера, сдав нашего маленького Тигру в детский клуб, а подростка Льва оставив на попечение родителей Мирославы, мы с Костей до самого вечера пробыли на склоне.
И это было вау, ведь так классно я еще не отдыхала!..
Костя был безупречен.
Правда, к вечеру болела абсолютно каждая мышца в теле. Тянуло так, что пришлось принимать обезболивающее. И у Кости тоже, поэтому, уложив детей, мы доковыляли до постели, накрылись теплым одеялом и до полуночи, как подростки, горячо целовались и занимались ленивым первоклассным петтингом.
Просто потому, что пошевелиться для нормального секса не могли, а так сильно хотелось!
Пройдясь ладонью по бугристым грудным мышцам, оглаживаю каменный живот и ныряю в боксеры. Там горячо и гостеприимно твердо. Приходится даже поерзать бедрами от нетерпения.
Вот что я поняла: секс вызывает привыкание.
И что я буду делать, когда все это закончится?
Пугаюсь так, что приходится зажмуриться. Инстинктивно сжимаю ладонь, Костя стонет во сне. Черт.
Хихикаю.
Потом кусаю губы.
Я не хочу не с ним…
Чьи-то трусы, волосатые ноги… Мамочки!.. Не хочу.
— Скажи, что я попал в реабилитационный рай для обездвиженных? — хрипит Костя.
— Что-то вроде того, — покрываю его позвоночник поцелуями снизу вверх и кусаю шею сзади. — У тебя массаж…
— Ника! — хохочет Мороз с самого утра.
Дверь неожиданно открывается и с грохотом бьется о стену. Я разочарованно отпускаю своего подрагивающего любимца и убираю руку из мэрских трусов. Хорошо, что мы накрыты одеялом.
— Доброе утро! — орет Тигран. — Вставайте уже!
Дверь мы вчера оставили открытой, чтобы не вставать с утра, как вчера, потому что Тигран долбился до посинения.
— Тигран, — строго обращается Костя. — Мы же договаривались. Надо стучать. Ника — девочка, поэтому нельзя залетать сюда без стука.
— А почему? — протиснувшись между нами, интересуется.
— Потому что она может быть не одета.
— А почему тогда ты здесь?..
— Хорошенький вопрос, — скромно одергиваю свою пижамку.
Костя, кажется, задумывается, а потом твердо отвечает: — Потому что я — ее мужчина.
Задержав дыхание, пялюсь в потолок до тех пор, пока мне в лицо не прилетает детский локоть.
Мой мужчина…
Звучит странно и старомодно. Не в духе теории с медакадемией и позднего брака, которую я выстроила в своей голове.
До завтрака мы расхаживаемся и решаем повторить вчерашний спуск, но уже по склону для более опытных горнолыжников.
Лев нашему решению только рад. Парень полностью растворился в девочке, которая ему нравится. Тигран всю дорогу до детского клуба бубнит, что его права ущемляют, но закрывает на это глаза, когда Костя обещает ему приставку.
Мы снова берем в аренду горнолыжные костюмы, лыжи и все снаряжение.
Начинаем с небольшой скорости.
Солнце припекает так, что через ткань разогревает больные мышцы. Спустя минут двадцать, я решаю поиграть.
— Давай наперегонки.
— Это небезопасно.
— Кто последний, тот сосиска! — обдав мэра пушистым снегом, несусь вниз по склону.
— Детский сад!..
Совсем скоро он меня нагоняет. Причем со скучающим видом.
— Не упади, малыш.
Я злюсь, азарт в крови закипает. Делаю над собой усилие, не притормаживая там, где нужно, и срезая углы.
— Я первая! — кричу, как ненормальная, пролетая мимо Кости. — Не упади, малыш!
Он что-то кричит в ответ, но из-за балаклавы, плотно прижатой резинкой лыжных очков, я ничего не слышу.
Вокруг так много леса, горных склонов и опьяняющего запахом свободы свежего воздуха, что у меня внутри небывалый подъем. Так хорошо еще не было. Адреналин, дофамин, серотонин смешались в горячем эмоциональном коктейле, который я мысленно пью через разноцветную трубочку.
Пью и кайфую.
От жизни, от мэра, даже от его племянников…
От всех.
И все бы хорошо…
Ситуация выходит из-под контроля, когда понимаю: я разогналась настолько, что в плавный поворот, который виднеется через пару сотен метров, уже не войду.
Твою…
… мать!..
— А-а-а! — визжу, резко сводя ноги, чтобы затормозить. — Костя-я-я-я-я! — ору, пока через кувырок падаю в сугроб, всего пару метров не долетая до обрыва в бесконечность.
Красная заградительная сетка мне вообще нипочем.
— Ника! — гремит Мороз откуда-то издалека.
Я, прикрыв глаза, про себя улыбаюсь. Дышу морозным воздухом и жду своего Мороза. Теплого и вкусного.
— Ника! — беспокойство в его голосе ласкает мою эгоистичную внутреннюю сучку до такой степени, что я начинаю довольно улыбаться. — Я тебя сейчас убью! Че ты лыбишься, зараза?..
— За что убьешь? — слабо спрашиваю.
— За все хорошее, блядь.
— За хорошее не убивают, — блаженно сообщаю, чувствуя, как он волочет меня по мокрому от солнца снегу.
— А я тебя убью. Своими руками.
То, как дрожит его голос от тревоги, вдруг открывает какую-то странную потаенную плотину внутри. Никто и никогда за меня так не переживал.
Слезы самовольно катятся из глаз и заполняют темные очки, словно бассейн.
Когда Костя меня от них избавляет, зажмуриваюсь и всхлипываю.
— Ну и чего ты плачешь? Больно? Повредилась, что ли? — начинает ощупывать мои ноги и руки. — С ума меня сведешь, ненормальная.
— Это мне говорит человек, который завел живую сову и назвал ее Альбертом…
Костя смеется мужским басистым смехом, и я тоже хочу. Закусив губу, все еще дуюсь на него с закрытыми глазами.
— Лыжу сломала, скалолазка моя.
— Где? — подскакиваю. — Блин!..
Расстраиваюсь неимоверно.
— Дорого, наверное, будет…
— Ладно уж, разберемся, — отмахивается мой бюджетник и, упав в соседний сугроб, тянет меня за руку. — Иди сюда. Перепугалась?
— Вот еще! — фыркаю. — Я тебе трусиха какая-нибудь?
— Смелая,
