Мороз.К.О. - мэр Елкино - Лина Коваль
«Подумаешь», — хмыкаю про себя.
Откуда вообще у обычной медсестры такие вкусовые пристрастия? Швейцарский шоколад, бутерброды с икрой?..
— А это еще кто? — морщусь, разглядывая два черных тонированных джипа перед своим домом.
Из автомобилей со всех сторон на улицу выбираются бритоголовые братки. Если быть точнее, то из каждого по четыре.
Итого восемь.
— Что за маскарад? — усмехаюсь. — Новогодние елки вроде бы закончились.
— Костя, — говорит Ника сдавленным шепотом и хватается за мой локоть. — Поехали отсюда, пожалуйста.
Лева с Тигрой вскакивают со своих мест и тоже пялятся в лобовое стекло.
— Куда поехали? Мы — дома.
— Куда угодно, — снова начинает тараторить. — В город, обратно в горы, куда хочешь!.. Костенька, пожалуйста.
На ее лице волнами гуляет страх.
— Эй-эй, — хмурюсь, накрывая ладонью шелковистые волосы. — Ты чего так испугалась?.. Сейчас я выйду, поговорю, может, парни просто заблудились. Двадцать первый век, малыш… Никто сейчас просто так морды не бьет.
Дернув ручник, застегиваю пуховик и хватаюсь за ручку на двери. Один из бритых устремляется мне навстречу. Второй — огибает капот.
— Костя! — испуганно кричит Ника. — Пожалуйста, не надо.
— Добрый день, молодые люди, — выхожу из машины и, сразу получив трехочковый в правый глаз, отлетаю на метр.
Твою мать, вот это гномы Деда Мороза!
— Что за на хрен?
Прилетает подача в левый.
— Блядь.
Инстинктивно согнувшись, чтобы не получить еще, пытаюсь не сжимать веки, но не выходит. Словно заело от боли.
— Костя! — слышу сбоку.
С силой открываю глаза и рвусь вперед, потому что один гном тащит Нику на плече к себе в машину.
— Вы кто такие? — отпихиваю бритого, но ко мне подступают еще четверо. — Отпустите девушку!
— Ника Венцеславовна поедет с нами, — басит, по всей видимости, самый главный гном.
— Ника... Кто? — морщусь от знакомого имени.
— Кос-тя! — слышу жалобный голос.
Похуй.
Проношусь мимо бритого, нырнув ему под руку. Где-то на середине пути меня настигают двое. Череда ударов под дых и контрольный в печень. Я успеваю зацепить харю одного из гостей нашего Елкино и рву рукав от черного пальто другому.
— Костя, прости… — рыдает внутри машины Ника.
Бритые прячутся по тачкам. Шум колес взрывает мозг. Отскакиваю в последний момент и все еще пытаюсь зацепиться за дверь.
Не выходит.
— Ни-ка! — ору, упорно догоняя внедорожник. — Ни-ка, блядь!..
Сначала подводит дыхалка, затем — одеревеневшие от холода ноги.
Красные стоп-огни скрываются за поворотом. Повернувшись, смотрю на детей, вылезших из машины.
Тиграна, кажется, сейчас пробьет на вселенскую истерику.
Еще раз смотрю на заснеженный лес.
В голове что-то пульсирует. Надеюсь, не мозг.
— Вот тебе и «фас», — хриплю, стирая снегом алую кровь с лица. — Вот и приехали…
Глава 29. Это кто здесь нормальный, а?..
Спустя три дня
Большие Вяземы, Подмосковье
— Не-на-ви-жу вас всех, — устало выдыхаю в потолок, украшенный лепниной.
Моя спальня — чертово царство комфорта и кричащей роскоши. Хотя, наверное, отчасти стиль будуарной уникален: мягкая кровать, обитая шелком, изысканный туалетный столик, в собственной ванной комнате — мраморная ванна и антикварная сантехника.
Рай для настоящей женщины!
Между тем с утра я занята делами абсолютно неженскими: пришлось придавить дубовую дверь банкеткой и комодом, купленными когда-то на аукционе антиквариата в Европе.
Каждый новый день в этом огромном подмосковном замке дается мне непросто. Раньше я бы убивалась по медицине, теперь появилось нечто большее… Нет ни одной минутки, чтобы я не вспоминала мэра Елкино.
Какой-то неведомой силой образ Кости врезался в мое девичье сердце и, кажется, не собирается его покидать.
Я страшно тоскую.
— Ника Венцеславовна, так нельзя. Вам надо поесть. Агафья приготовила ваш любимый клубничный мусс, — из-за двери слышится голос Тихона.
— Позови мне его! Пусть придет ко мне сейчас же! — дергаю ручку и рычу в образовавшуюся щель.
— Не могу. Они с Кабаном на охоте.
— С Кабаном на кабана. Какая гадость!.. А мне все равно. Пусть сейчас же придет, иначе я с собой что-нибудь сделаю! Звони!
— Не велено.
Ах так?..
— Значит, так, отмороженные! — взрываюсь, бросая в дверь позолоченный подсвечник. — Меня сюда по беспределу загребли, а я законы воровские знаю. Я вам такой кипиш устрою!
— Господь с вами, Ника Венцеславовна! — нервничает за дверью Тихон. — Где вы этого набрались? Сейчас я позвоню, и он приедет.
Удовлетворенно кивнув, потираю горящие щеки.
«Ничего без грубой канители не понимают!» — вспоминаю любимые слова отца и взбираюсь на широкий подоконник.
Смотрю на заснеженный сад.
Величественный замок, окруженный холмами и старыми деревьями, выглядит как настоящая крепость.
Крепость, из которой ни за что не выбраться…
Третий день голодовки дается мне непросто. Желудок прилипает к позвоночнику и жалобно урчит.
— Молчи, — шепчу. — Я тебе сушки с утра давала. Слава богу, были заныканные. Мог бы вообще на сухую существовать. О-о-о, барин пожаловали…
Молча наблюдаю, как по очищенной от снега брусчатке к парадному входу подъезжает бронированный черный «Инкас», который отец специально выписал из-за океана для своих охотничьих забав.
Замерев, испуганно слежу, как быстрым и нервным шагом Веня Коновал идет в замок. Тут же спускаюсь на пол, и, поправив сваливающиеся с талии джинсовые шорты, в два прыжка оказываюсь у двери.
Представляю, как отец проходит просторный холл с высокими потолками, тоже украшенными лепниной и роскошными люстрами из хрусталя. Как слышно эхо от грубых ботинок, сначала звонкое — там, где полы выложены плиткой, а вдоль стен стоят массивные дубовые шкафы, полные старинных книг, которые никто не читал, а затем глухое — когда идет по коридорам, устланным коврами.
В дверь оглушительно стучат.
— Ни-ка, — гремит Коновал. — Ко мне в кабинет. Быстро.
— Хорошо, папенька! — громко отвечаю.
Мебель кое-как поддается обратной перестановке. Утерев пот со лба, решительным шагом направляюсь туда, куда велено.
Персонал в лице горничных и дворецкого следит за мной с опаской.
Кровь вскипает, когда вспоминаю, каким образом меня сюда доставили. А еще отобрали телефон… И Костя из-за меня так сильно пострадал. Бедненький. Последнее, что видела, — как он бежит за машиной. С разбитым в кровь носом.
Под грудью что-то лопается от ужасной тоски и сожаления.
Я просто невозможно скучаю…
В кабинете тихо.
Молча изучаю массивный письменный стол из темного дерева и
