Кабинет психотерапевта - Сесиль Лётц
Я снова мысленно возвращаюсь к увлеченности Майке вопросами защиты окружающей среды. Может, это то же самое, просто на другом уровне? Пока традиционное общество веками превращает родительский дом в священные чертоги, в которых детям не разрешено ничего менять, а сила прошлого под личиной обрядов и традиций сковывает настоящее, нашему обществу грозит катастрофа в будущем. Мы сносим балки своего дома, чтобы сжечь их ради сиюминутной выгоды, без уважения ко вчерашнему дню и без ответственности за завтрашний. Словно мир — фантастическая страна, в которой всегда есть только сейчас. Не относимся ли мы так же безответственно ко всему, в том числе и к себе, истощая свои физические и психические ресурсы? Наш внутренний мир все больше экстернализируется: то, что мы делаем с другими, в итоге мы делаем с собой. Изменение невозможно без рефлексии. Иначе все обречено на повторение.
Понимание этого дает мне надежду увидеть в увлечении Майке перспективы. Какими бы сложностями и комплексами оно ни было отягощено, ее поколение открыто выражает свое «нет», пусть даже пока не зная, где выход. Разрешение социальных конфликтов — это не задача психотерапии. За полтора года наших с Майке встреч она добилась существенного прогресса, прежде всего в плане самоощущения. Что она с этим будет делать, зависит только от нее и не входит в задачи психотерапии. Она больше не находится в депрессии, активно занимается своей жизнью. Теперь важно, чтобы она сепарировалась и от меня, чтобы я не превратилась в очередную родительскую фигуру, которая связывает ее по рукам и ногам. Наша совместная работа заканчивается летом второго года терапии. Некоторые темы до сих пор остаются открытыми, например страх Майке перед обязательствами, особенно когда дело касается романтических отношений. Однако, пройдя психотерапию, человек не перестает сталкиваться с конфликтными ситуациями, скорее ищет их.
Майке теперь может сама решать свои проблемы и не нуждается в моей помощи.
Она решила сначала поездить по Европе.
— А потом посмотрим. Я хочу продолжить обучение, но, возможно, выберу другой предмет. География подошла бы, она ближе к тем темам, которые меня интересуют. Возможно, я продолжу осваивать профессию учителя, но опять же в другом месте. Я пока не знаю где.
— Вам не нужно решать это прямо сейчас, — говорю я, — все дороги открыты.
Алия и Шади. Потерянные слова. Детская терапия
Эта история ведет нас в кабинет детского психоаналитика, которая расскажет нам о своей работе с шестилетним Шади и его мамой Алией. Детский психоанализ — особое направление в психоаналитическом методе, предполагающее соответствующее образование. Специалисты данного профиля занимаются проблемами детей начиная с младенчества и заканчивая поздним подростковым периодом. Причем детей младшего возраста во время терапии обычно сопровождают родители.
Айрон Мэн[4]
Звонок. Я не сразу отвечаю: у меня как раз подходит к концу сессия, а через пару минут начнется следующая. В трубке раздается гортанный голос явно молодой женщины. Она говорит с акцентом, трудно определить каким: она пытается скрыть его, стараясь как можно правильнее произносить слова. Она сообщает, что звонит из-за сына. Есть проблемы. В детском саду пригласили специального педагога, который мог посмотреть мальчика, но потом женщине сказали, что случай слишком сложный и педагоги сада не справятся. Поэтому ей посоветовали обратиться к психотерапевту. Она очень обеспокоена: сыну шесть лет, скоро он пойдет в подготовительный класс школы. В детском саду считают, что мальчика надо отдавать в специализированную школу, но женщина не хочет этого. Слышно, что она сердится, когда все это рассказывает. Она говорит быстро, дыхание сбивается. Хотя ее рассказ меня заинтересовал, мне пора заканчивать беседу. Женщина хочет еще что-то добавить, но я перебиваю ее, предлагая назначить предварительную встречу. Нам еле удается найти подходящее время, так что под конец я уже раздраженно интересуюсь, ей от меня что-то нужно или наоборот. «Как зовут вашего сына?» — спрашиваю я, прежде чем положить трубку. Но ничего не могу разобрать из-за помех. Вдруг в трубке раздается громкий детский возглас — скорее крик. После короткой паузы женщина возвращается и быстро сворачивает разговор, словно не хочет, чтобы его услышали. Это озадачивает меня, остается смутное ощущение угрозы. Но тут раздается звонок в дверь — пришел пациент.
Уже через неделю я знакомлюсь с Шади и его мамой Алией. На дворе январь. Оба появляются на пороге моей клиники, плотно укутанные в теплые зимние одежды. Когда они раздеваются и проходят в кабинет, я поражаюсь, насколько бледным и худым выглядит Шади без куртки. Хрупкий ребенок, которого за руку вводит в кабинет мать. Большие темные глаза и коротко подстриженные черные волосы, взъерошенные, словно он только что поднялся после сна. В руках у него фигурка героя комиксов. Вообще-то Шади — милый ребенок, но грязь под ногтями, пустой взгляд, засохшая слюна на подбородке вызывают недоумение. Я почти боялась к нему прикоснуться, будто что-то в нем заставляло меня держаться от него подальше. Непроизвольное чувство, неожиданное и неприятное для меня самой, ведь я ко всем посетителям моей клиники стараюсь быть одинаково открытой. Однако в психоанализе быть открытым — значит воспринимать любые эмоции в стенах терапевтического кабинета, не только приятные. И в ходе работы с детьми все начинается с моих ощущений, необъяснимых и непонятных.
Мама Шади — очень ухоженная женщина. Вместе с ней в кабинет проникает запах духов, несколько навязчивый, но не неприятный. Ее темно-каштановые волосы распущены, темные глаза обрамлены оправой квадратных очков. Лицо гладкое и безупречное. Но есть в нем что-то жесткое, бездушное, будто все ее внимание направлено только на определенную цель, как через глазок прицела.
Шади стоит ровно там, где его поставила мать. Она поправляет на нем скособоченную кофту, что не вызывает у мальчика никакой реакции. Как восковая фигура. «Пойдем, Шади», — зовет его мать. «Садись же» звучит как приказ, и мальчик следует ему, как марионетка. И на стуле Шади сидит почти неподвижно, глядя куда-то в невидимую даль. Как будто он ничего не замечает вокруг. Не аутизм ли у него? Не поэтому ли сотрудники детского сада отправили женщину ко мне? На мои попытки поздороваться с ним, узнать его имя и установить первый контакт Шади
