Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей

НКИД считал, что Овий слишком много берет на себя, но до 19 марта он следовал инструкциям Ванситтарта. После встречи с Литвиновым Овий отправил свои рекомендации в Лондон, в которых пояснил, как добиться освобождения заключенных, и посоветовал пригрозить разрывом дипломатических отношений, если больше ничего не сработает. Кольер и Олифант были против. Кольер считал, что советской стороне важнее бизнес, чем дипломатические отношения. «Мне кажется, сэр Э. Овий заходит слишком далеко и двигается слишком быстро», — писал Ванситтарт в протоколе. Он был против отзыва послов и разрыва дипломатических отношений[197]. Однако Овий не успокаивался и продолжал на этом настаивать. Он полагал, что таким способом можно заставить СССР сдаться, но тут он сильно ошибался. Овий неправильно понял подаваемые ему сигналы. «Враг готов полностью сдасться, — сообщил он Ванситтарту. — Они должны где-то уступить. Чем скорее, тем лучше»[198]. Овий не готов был идти на попятную и отправил еще одну телеграмму, в которой рекомендовал разрыв дипломатических отношений, если арестованных из «Метро-Виккерс» не освободят. Заместитель юрисконсульта британского МИД Фицморис считал, что Овий зашел слишком далеко: «Нам уже задают вопросы о том, почему мы не предпринимаем подобных действий в отношений британских подданных, арестованных в Германии, и, хотя эти дела не совсем аналогичны, все равно возникает неловкая ситуация». Начальник Фицмориса также рекомендовал соблюдать осторожность. А что, если, спросил он, страны поменяются ролями и советское правительство выдвинет похожие требования Лондону?[199] Овий перестал названивать Рубинину, а вместо этого снова попросил о встрече Литвинова. Он получил указания от Ванситтарта, как давить на СССР, в которых исключался разрыв дипломатических отношений. Овий должен был сказать, что в парламенте скоро рассмотрят законопроект, который дает правительству полномочия наложить эмбарго на советскую торговлю[200].

28 марта, через 17 дней после арестов, Овий снова встретился с Литвиновым. Встреча прошла быстро и плохо. Овий спросил, есть ли новости. «О чем?» — шутки ради уточнил Литвинов, прекрасно понимая, о чем его спрашивают. Он серьезно разозлился и обрушил всю свою язвительность на Овия. Посол попытался проинформировать наркома о законопроекте, который будет рассмотрен парламентом, но Литвинов его перебил. «Я выразил удивление, — писал он в дневнике, — что английское правительство любезно считает нужным знакомить меня со своими законопроектами до внесения их в парламент». Овий достал из кармана лист бумаги и начал зачитывать угрозу наложить экономическое эмбарго на СССР, если немедленно не будут освобождены заключенные из «Метро-Виккерс». Литвинов прервал его на полуслове. Ему уже порядком надоели английские угрозы. «Я остановил Овия, сказав, что я могу сберечь ему время и сразу могу заявить, что, по мнению прокуратуры, процесс будет иметь место и что этот процесс ни в коем случае не будет приостановлен, что бы мне ни заявлял английский посол, и что если то, что Овий хочет мне прочитать, имеет целью повлиять на наше решение, то я не вижу надобности выслушивать это сообщение, ибо оно никакого влияние на мое правительство не окажет».

Дальше последовало небольшое препирательство. Овий пытался говорить о «последствиях», но Литвинов снова его прервал. «Позвольте, сэр Эсмонд, мне сказать, что если подобные методы дипломатии могли быть успешны в какой-нибудь Мексике, то они заранее обречены на полную неудачу в СССР. Мы своей независимостью не торгуем». А затем Литвинов зафиксировал последнюю часть перепалки: «Покраснев, Овий спросил, кем употребляются такие методы в Мексике. Я напомнил, что я сказал условно — “если такие методы употреблялись в Мексике кем бы то ни было”». Как писал Литвинов, Овий ушел, «совершенно растерянный» и «смущенный». Вся встреча продлилась не более десяти минут. Литвинов также сделал сноску о том, что Овий, прежде чем приехать в Москву, был посланником Великобритании в Мексике[201].

Конечно, если читателю интересно это знать, Овий передал свою версию событий в Лондон. Она не полностью подтверждает записанное Литвиновым. Овий сказал, что вначале последовал обмен репликами, а потом отметил: «Ближе к концу я немного успокоил Литвинова». После Овий записал следующее:

«Литвинов был нервный и возбужденный. Очевидно, что услышанное было ему неприятно, но, как мне кажется, оно не стало для него полнейшей неожиданностью. Другими словами, я все еще думаю, что он сам не разделяет оптимистические теории о полном безразличии правительства Его Королевского Величества, в которые верит Сталин, дающий Литвинову указания вести себя так же.

Когда я ушел, я проинформировал его о том, что, если у него есть что добавить, я готов с ним встретиться в любое время. Он ответил: “Больше нечего!” Разговор длился всего семь или восемь минут»[202].

Овий «совершенно растерялся», записал Литвинов. Литвинов был «нервный и возбужденный», говорил Овий. Единственное, в чем они сходились, — тоже довольно относительно — это короткий диалог о Мексике. Овий не упомянул его в своем изначальном отчете, однако ТАСС опубликовал официальное сообщение о встрече, которое было максимально приближено к тексту Литвинова. А в нем упоминалась Мексика. Овий был вынужден как-то объясниться с Лондоном. «Я не сообщил тогда об этой типичной причудливой фантазии отчасти потому, что я привык к таким вспышкам, а отчасти потому, что чувствовал, что довольно ловко справился в этот раз, ответив очень спокойно и с недоумением: “Я не совсем понимаю, господин Литвинов, почему вы упоминаете Мексику. Вы имеете в виду, что кто-то или какая-то страна имеет привычку применять такие методы в Мексике? Если да, то кто?” На что он, видимо, раскаявшись в своих словах, несколько вяло ответил: “Да какая угодно страна”».

Эти строчки как будто были написаны карикатурным представителем британской элиты: толстым, заносчивым и чванливым, который всем своим видом дает понять, что ни один мелкобуржуазный польский еврей не победит сэра Э. Овия, человека огромных достоинств, недавно посвященного в рыцари Его Величеством Георгом V. Корреспонденты в Москве пытались получить у посла публичный отчет о том, что произошло, но он ответил, что не хочет быть втянутым в «полемику» с Литвиновым[203]. Это было хорошо, так как с наркомом точно не стоило вступать в публичную перепалку. В тот же день Саймон отозвал Овия в Лондон[204]. На этом закончилось столкновение посла и наркома. Следующим вечером, 30 марта, Овий уехал из Москвы и больше не вернулся. В роли посла он напоминал Жана Эрбетта — в самом начале был полон оптимизма, который в конце сменился враждебностью.