Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей

Рубинин старался вести себя дипломатично, он слишком хорошо знал, что думает по этому поводу Литвинов. Овий в тот же вечер столкнулся с наркомом на приеме у шведов и попросил о встрече.

Литвинов согласился, но объяснил, что Овий напрасно тратит время, выдвигая новые предложения об освобождении арестованных и о выражении сожалений. Об этом и речи идти не может. «Я не понимаю поэтому, — писал Литвинов в своем дневнике, — зачем посол хочет повторить мне вновь это предложение, заранее зная мой ответ». Добавить было нечего. Овий сказал, что он получил инструкции от своего правительства. Литвинов ответил, что готов встретиться, чтобы дать послу возможность выполнить то, что ему велели, но он не должен думать, что из этого будет толк. Овий попытался втянуть в разговор жену Литвинова, англичанку Айви Лоу. Он старался вызвать в ней сочувствие к гражданам ее страны. Это было ошибкой. «Моя жена сухо сказала ему, — писал Литвинов, — что она полагала, что он в достаточной мере англичанин, чтобы вести корректно разговоры и на корректные темы»[192].

Овий тоже написал отчет об этом разговоре. «По тем нескольким минутам, которые он мне дал, можно оценить циничное равнодушие или расчетливое упрямство советского правительства… Я спросил, читал ли он о последних заявлениях и выступлениях в Англии. Он имел наглость утверждать, что именно из-за них начались все проблемы»[193]. Это был классический случай того, как два дипломата могут говорить на совершенно разных языках. Овий не упомянул свой краткий разговор с Айви Лоу.

Столкновение посла и наркома

Литвинов, как и обещал, встретился с Овием на следующий день. Это было воскресенье, 19 марта. После арестов прошло восемь дней. Посол выполнил данные ему указания и предложил немедленно освободить британских заключенных. Они, Овий и Литвинов, могут вместе решить, как об этом объявить. Однако советская сторона должна заверить британское правительство, что «такого больше не повторится». Литвинов ответил Овию так, как обещал.

«Я заметил О[вию], — написал нарком в своем дневнике, — что он исходит из совершенно неверного предположения о нашем решении освободить арестованных и прекратить все дела и что мы будто бы желаем лишь спасти лицо, в чем он любезно готов нам помочь. Я должен эту его иллюзию совершенно рассеять». Этому не бывать, продолжил Литвинов, поскольку дело уже передано прокурорам, которые будут решать, что делать дальше. Тогда Овий задал несколько вопросов относительно того, какое, скорее всего, будет принято решение. Литвинов не стал его обнадеживать.

Затем нарком решил преподать урок дипломатии: «НКИД следит за этим делом под углом зрения наших отношений с Англией, но мы не можем, однако, упускать из виду общегосударственные интересы. Мы стараемся, елико возможно, смягчить положение, выхлопотали посольству первое свидание [с заключенными. — М. К.], ускорение следствия и т. п. К сожалению, начавшийся вслед затем шум в английской прессе, неосторожные заявления Болдуина в Палате и неумеренные заявления Ванситтарта [советскому полпреду Ивану Михайловичу. — М. К.] Майскому и Овия мне со скрытыми угрозами ослабили и нейтрализовали усилия НКИД. Я боюсь, что если поведение английской прессы и самого правительства не изменится, то я вряд ли в чем-либо смогу быть Овию полезным в данном деле и мое сотрудничество, о котором посол меня просит, сведется к нулю».

Затем Литвинов более подробно рассказал, какие действия он предпринял, чтобы облегчить ведение дела, но отметил, что это не поможет, если британское правительство не научится вести себя сдержанно.

Но Овий не сдавался и твердил, что единственный способ выйти из этого тупика — это освободить заключенных без всяких предварительных условий. Британское правительство не может контролировать прессу, и само находится под давлением общественного мнения. Также Овий не мог сказать руководству, что своими действиями оно наносит заключенным вред. В ответ Литвинов снова озвучил свою позицию и попросил Овия передать ее британскому правительству. СССР не требуется его согласие на суд. Тогда посол сказал, что раз арест таких важных людей — обычная история для СССР, тогда будет труднее наладить экономические отношения с Великобританией. А затем повторил, что в Англии люди «абсолютно убеждены, что все дело сфабриковано». В этот момент Литвинов оборвал посла: «Я остановил Овия и предложил ему не продолжать высказывать подобные мысли, если он не хочет заставить меня сказать ему все, что я думаю об его правительстве». Таким образом, разговор подошел к концу. «Овий закусил губы», — написал Литвинов, — и сменил тему. Разговор быстро закончился. Когда Овий уходил, он сказал, что не уверен, что советское правительство верно оценивает «серьезность ситуации». Поверьте, наверное, ответил Литвинов, «у нас есть достаточно воображения, чтобы предвидеть все последствия и учесть их»[194]. Овий тоже записал разговор, который местами отражает, а местами нет содержание дневника Литвинова. Посол пытался убедить наркома, что они близки к тому, чтобы достигнуть договоренностей: надо сделать лишь небольшой рывок, и все получится. «Что бы ни говорил господин Литвинов, я всячески пытался сгладить острые углы, — писал Овий. — Теперь требовался лишь деликатный, но настойчивый толчок, чтобы добиться немедленного освобождения»[195]. Если Литвинов верно записал разговор, то у читателей может возникнуть вопрос: как мог Овий прийти к такому заключению? Как Овий «сглаживал острые углы» в разговоре с наркомом? Из дневника Литвинова это непонятно. Или два дипломата снова говорили на разных языках?

Овий предложил встретиться с Майским, чтобы он помог сделать финальный рывок. Наверно, Литвинов подумал о том же. НКИД не верил, что посол верно передаст слова Литвинова в Лондоне, и поэтому Крестинский велел Майскому, который занимал должность всего несколько месяцев, сказать британскому МИД, что его тактика работает против него и «может только повредить делу». Он повторил то, что Литвинов сказал Овию.

Суть ответа Майского была в следующем: ни одно суверенное правительство не может прекращать следствие и освобождать арестованных по обвинению в совершении преступления иностранцев, только потому, что иностранное правительство заявляет о своей уверенности в невиновности арестованных, или потому, что это иностранное правительство требует освобождения своих подданных. Удовлетворение требования англичан обозначало бы признание нами капитуляционного режима, на что мы, конечно, не пойдем и для чего, как не может не понимать англ[ийское] правительство, нет никаких оснований в нынешней политической обстановке».

Крестинский предоставил Майскому дальнейшую информацию об этом деле и объяснил, как дальше общаться с британской стороной, чтобы держаться того же курса, что выбрал Литвинов. «Мы отдаем себе отчет, — писал Крестинский, — что это дело испортит на известное время наши отношения