Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей

весенних выборах. Эррио испугался конфликта между Фланденом и англичанами и отправился к Сарро. Он все еще был в панике и даже почти был готов признать, что причиной конфликта с Германией стал франко-советский пакт. Он убедил Сарро отправить инструкции Фландену и снова предложить сослаться на Гаагский суд. Мандель сообщил Потемкину, что Леже выступил против такого шага, но его голос был заглушен «криком Эррио». Сарро пришлось сдаться, с учетом позиции Эррио в Радикальной партии и в стране. Отчет Потемкина выглядел трагично. Французы опасались отчуждения с Великобританией и не хотели рисковать. Почти все французские союзники и нейтральные страны боялись войны и вели себя скрытно. Франция была окружена со всех сторон.

Леже описал происходящее Потемкину. «Должен отметить, — писал Потемкин, — что мне никогда не приходилось видеть Леже в состоянии столь мрачного и безысходного пессимизма, как в эти последние дни». В случае войны на СССР не было особой надежды. «Это приходится констатировать с полной объективностью, — сказал Леже. — Здесь твердят, что СССР находится слишком далеко. У него нет общей границы с Германией. Красная армия недостаточно подготовлена к наступательной войне». Леже все жаловался. Затем он вспомнил «инсинуации», согласно которым СССР подталкивал Европу к войне и готовился к мировой революции, поэтому в решающий момент он не будет поддерживать Францию, и вообще ему придется воевать с Японией. С учетом всего вышесказанного, легко понять «атмосферу сомнений, страха, недоверия и колебаний, в которой приходится действовать французскому правительству в данный критический момент».

По мнению Потемкина, Мандель четко описал внутреннюю ситуацию. «По его мнению, никто не решится предстать перед избирателями как сторонник войны и защитник непримиримых позиций в отношении Германии, Англии и всех колеблющихся стран. Выборы должны пройти под знаком пацифизма. При таких условиях правительству волей-неволей приходится избегать обострения конфликта, выгадывать время, выжидать результата выборов и, с другой стороны, постепенного созревания международного общественного мнения под воздействием дальнейших ударов гитлеровского кулака»[1292]. Это было мнение одного из самых жестких французских политиков в этом блоке. Сталин бы его понял, и именно поэтому Потемкин так старательно передавал его взгляды в Москву. Но Мандель был евреем и посторонним человеком. Сможет ли он навязать свою волю коллегам? Получится ли после весенних выборов собрать сильное правительство? Скоро мы об этом узнаем.

Покойный Дюрозель называл Рейнский кризис «неутешительным событием». Однако это даже близко не описывает того, насколько разрушительным он оказался. Франция утратила свой престиж в Европе. Британцы стали относиться к ней без уважения, как к своему клеврету, который должен следовать британскому курсу. Никто не считал Францию сильным союзником в борьбе с нацистской Германией. Для маленьких европейских стран вроде Румынии это означало, что нужно постараться изо всех сил заключить соглашение с Гитлером. В Москве кризис вызвал шквал злости и цинизма. Имело ли смысл защищать франко-советский пакт? На тот момент ответ положительный, но только потому, что не было другого выхода. Литвинов продолжал выступать за взаимопомощь и совместную безопасность, однако советской политике были нанесены сильные, а по факту смертельные удары. Дальше будет хуже.

ЭПИЛОГ

Хотя это и стало понятно не сразу, весной 1936 года попытки СССР заключить пакт о взаимопомощи для защиты от нацистской Германии окончились полным провалом. В этом точно не было намерения Сталина. Когда Гитлер пришел к власти в январе 1933 года, он нарушил планы советской внешней политики в Европе. В 1933 году сначала Литвинов и Крестинский в НКИД, а затем Сталин и его «тройка» в Политбюро осознали, что Рапалло пришел конец. Читатели, возможно, удивятся, но поначалу были сожаления о том, что невозможно сохранить «старую политику», а потом было решено изменить советские внешнеполитические ориентиры. Первыми внимание Москвы привлекли Франция и Польша. Франция была очевидным вариантом, так как являлась союзником России в Первой мировой войне. А Польша была связана с Францией договорными обязательствами. Чтобы покорить Францию, необходимо было покорить Польшу. Однако эта страна разочаровала СССР, о чем будет еще рассказано позднее. Во Франции же Германия воспринималась как угроза европейскому миру и безопасности, и примерно те же опасения были и у Москвы. Сдвиг во французской политике произошел в 1932 году еще до того, как Гитлер стал канцлером. Во время правления Эррио был заключен пакт о ненападении, а затем Поль-Бонкур и Барту укрепили поворот во французской политике, несмотря на сопротивление МИД.

В 1933 году по мере франко-советского сближения открылись новые возможности в отношениях с Соединенными Штатами. Президентом стал Франклин Рузвельт, и он изменил курс американской политики. Литвинов в Вашингтоне подписал соглашение о признании СССР, с одной стороны, а с другой — «джентльменское соглашение» об урегулировании старых долгов в обмен на долгосрочный кредит. Это казалось огромным достижением советской дипломатии. Двумя месяцами ранее, в сентябре 1933 года, СССР подписал пакт о дружбе и ненападении с Римом. Понятно, почему в декабре 1933 года произошел официальный поворот советского курса в сторону коллективной безопасности. Это был тот момент, когда все элементы новой политики должны были встать на свои места.

Едва достигнув апогея, советская политика начала разрушаться. Весной и летом 1934 года попытка урегулировать отношения с США провалилась. Позднее, в том же году, после смерти Барту во Франции тоже все пошло наперекосяк. Новый министр иностранных дел Лаваль положил конец политике Эррио, Поль-Бонкура и Барту, задушил франко-советское сближение и выхолостил окончательную версию франко-советского пакта так, что от него осталась лишь оболочка. На Лаваля давила не только советская сторона, но и Чехословакия с Румынией, в особенности Бенеш, Титулеску и некоторые из французских коллег, поэтому он не мог открыто порвать с Москвой. Ему приходилось маневрировать, чтобы обхитрить оппозицию, хотя он с поразительной откровенностью признался Потемкину, что для Франции предпочтительнее сделка с нацистской Германией, чем союз с СССР. Лаваль приезжал в Москву на встречу со Сталиным в мае 1935 года. Он предложил переговоры на уровне штабов, чтобы укрепить пакт, который он же и уничтожил. Перед встречей со Сталиным Лаваль заезжал в Варшаву к Беку и заверил того, что он против «русофильского флера» во французской политике. Лаваль вел себя двулично. Он обещал Москве как можно быстрее ратифицировать пакт, а сам откладывал эту процедуру, так как надеялся заключить какое-нибудь соглашение с Германией или хотя бы продвинуться на пути к нему. Пакт все еще не был ратифицирован, когда в январе 1936 года Лаваль лишился власти. Его правительство сменил кабинет Сарро, который смог добиться ратификации пакта в Национальном собрании, хотя и не