Сдавайся, это любовь… - Евсения Медведева
Про участок это было чистой правдой. После того безумия в машине Кирилла вызвали в отделение, чтобы усмирить адвокатов Орлова, прискакавших вызволять босса. Чибисов на полном серьёзе приковал меня к себе и водил по кабинетам, искренне недоумевая удивлению коллег. Лишь Генеральчик и Монин загадочно улыбались, рассматривая не столько меня, сколько довольного Чибисова. Ну а дальше… Секс в машине… Секс в машине… Секс в машине и доооолгое поднятие на пятый этаж в его квартиру.
– Если бы ты не сопротивлялась, то мы бы успели доехать до дома, малыша.
– А я хочу сопротивляться! – я вскочила с кресла и замерла в центре кухни, сама не понимая, чего хочу больше – разорвать его, как тузик грелку, или завалить прямо здесь и сейчас. Знакомая волна жара стала растекаться по ногам, стремительно ударяя в ноющий от вчерашнего марафона низ живота.
– Тогда я хочу трахать тебя там, где приспичит.
– А меня это устраивает, майор!
Боже! Что я творю?
Но творила я полнейший беспредел. Подпрыгнула и шлёпнулась задницей на холодную гранитную поверхность.
– А меня устраивает, что ты мне должна восемь свиданий, – Кирилл машинально поправил в штанах окаменевший член и ошпарил меня своим взглядом, полным восторга, безмолвного обещания и желания. – Гони, Чибисова, а потом в ЗАГС пойдем либо добровольно, либо добровольно-принудительно. Ой, одинаковая хрень получается, что ли? Ну, ты поняла, всё равно пойдем.
– Я должна тебе?
– Запомни, малыша, – Чибисов хмурился, но покорно смотрел, как мои ноги танцуют танго хлеще, чем Шерон Стоун в «Основном инстинкте». Поджимал губы и пораженчески бросал быстрые взгляды на браслет часов, оценивая, успеем ли мы «пошалить», или опять погоны придётся снимать. – Ты сорвала куш: шикарный любовник, любящий преданный муж, но несгибаемый упрямец. Ты не сделаешь из меня тряпку, малыша. Потому что это невозможно априори.
Кирилл внезапно подошел вплотную, и вот уже его руки скользят по моим коленкам. Ну-ну… Несгибаемый? Сейчас мы это быстро исправим. Я стала раздвигать ноги, ожидая, что его сильные пальцы проложат начатый мной танец. Но гадкий Чибисов замер, стиснул руками мои ноги и тихо так рассмеялся, глядя прямо в глаза.
– Так что гони мне мои восемь незабываемых свиданий, Чибисова. И кстати, с мамой мы вечером едем знакомиться.
– С какой мамой? – моя челюсть звонко брякнулась на пол, а глаза как приклеенные смотрели в спину вальяжно удаляющемуся мужчине. – С чьей мамой, Кирилл!?
– С твоей, конечно…
Я так и сидела как истукан, пока не хлопнула входная дверь после довольного выкрика: «До вечера, Чибисова!».
Злилась. И на Кирилла – за давление, и на себя – за неконтролируемое желание сделать все наперекор.
А ведь он все правильно сказал. Все мои мужчины после Баранова были без огня во взгляде. Без стержня, без силы дать отпор. А этот будто из стали! Чувствует меня, видит насквозь, не давая шанса на хитрость. И это бесило ещё сильнее.
Он будто все обо мне знает. И то, что влюблена в него по самые уши, и то, что сил сопротивляться во мне почти не осталось…
Спрыгнула со столешницы и отправилась бродить по квартире, чтобы хоть как-то успокоить мысли.
На красивом лаковом комоде у входной двери нашла связку ключей с брелоком в виде птички, а под ней лежала записка, написанная удивительно красивым мужским почерком: «Ключи от нашего дома».
Сука! И ведь не поспоришь…
Вот что с ним делать? Любить?
Любить…
Глава 42
– Люся!!!! – хохотала Анечка Лисицына, вытанцовывая в центре своего кабинета от счастья. – Да я чуть Богу душу не отдала, когда, придя на работу, увидела твои анализы. Ты понимаешь, что это? Это лялечка. У нас снова будет лялька. Помнишь, как мы с Витькой ходили на мультики? Две здоровые тетки пользовались ребёнком, чтобы пожрать попкорн в кинотеатре и без зазрения совести посмотреть красочную бессмыслицу?
– Конечно, помню. Только мне уже не двадцать, Ань. Далеко не двадцать, – плюхнулась на кушетку, закрыла ладонями лицо и захныкала. – Я по вечерам еле дохожу до дома. Ноги гудят так, что все соседи слышат этот позор в вибрации несущих перекрытий. А потом, вместо медитаций и поиска пути к самопознанию, как чеканадзе целый час лежу с задранными кверху ногами. По утрам я ненавижу весь мир, в обед я ненавижу мужиков, а по вечерам – опять ноги. Мне уже много лет, Ань, очень много, чтобы…
А вот чтобы – что? Я и сама не придумала. Понимала, что меня душит паника. Радость, восторг, страх и тяжесть всего навалившегося на меня закручивались в тугой узел, который самостоятельно уже не развязать: этот распущенный мерзавец с туманным Альбионом в глазах, возвращение бывшего мужа, мой побег, фееричный арест, беременность…
Боже! Я что, правда беременна?
Осознание приходило медленно, но верно. Мозг вскипал, как сломанный чайник, и начинал расплёскивать укоры, что мне бы радоваться и прыгать до потолка, а я не могу…. Меня будто гвоздями к полу прибили, заставив вариться в кипучих эмоциях. А мне нужна была пауза. Просто покой, тишина, чтобы насладиться этим волшебным мгновением.
– Дурочка моя, – Аня сползла на пол и уселась у моих ног, успокаивающе поглаживая по коленкам. – Ты просто счастлива. А страшно тебе, потому что зачем-то пытаешься забрать руль у таксиста с криками: «Вы неправильно меня везёте!». Просто пойми, что Чибисов первый, кто взял тебя и твой сломанный мозговой навигатор на борт, зная, как непросто ему будет. Все твои мужики с облегчением передавали баранку, а в конце пути ещё и заплатить забывали. Это странно, непривычно, но отпусти ситуацию. Прочувствуй весь кайф. Не трожь ты этот гребаный руль, потому что он тебе его всё равно не отдаст.
– Ну, ты-то понимаешь, что не удержать мне этого молодого жеребчика? Ты меня вообще видишь? – я зачем-то начала щупать свои ноги, руки и мягкие бока. Искала в глазах подруги ужас, осуждение, понимание, но вместо этого наблюдала улыбку. Беззлобную, искреннюю улыбку поддержки. – Начнутся пелёнки, бессонные ночи, тазик мой вновь вырастет до пятьдесят
