Сдавайся, это любовь… - Евсения Медведева
Я смотрела в его туманные глаза, и поверить не могла…
Густая серая мгла искрилась теплом. В них не было смеха, издёвки или даже намёка на шутку. Кирилл был спокоен, серьёзен, а взгляд пронимал до глубины души. Он меня не трогал, не прижимал, а все равно тепло было. Будто в объятиях его грелась, дрожью делилась, испуг отдавала.
Беременна…
Это слово крутилось в голове заевшей пластинкой. Оно царапало старые раны, бередило то, что давно поросло быльём и притупилось. А сейчас нарывом вскрылось.
Казалось, радость замерла где-то под сердцем сжатой пружинкой, которой не суждено выстрелить.
Это шутка?
Определенно, шутка. Ведь иначе и быть не может!
Ждала!
Ещё как ждала.
Внутри буквально все кричало: «Скажи, что это шутка! Скажи!»
Но Кирилл не собирался. Выжидал, когда я отойду от оцепенения, перебирал волосы и улыбался. Его теплые пальцы собирали льющиеся слёзы, нежные родные губы стирали разъедающую соль боли, а ровное дыхание заставляло повторять. Вдох- выдох… Вдох-выдох…
– Мы ждём ребёнка, – прошептал Кирилл, прижимаясь лбом.
И его слова несли что-то большее, чем жизнь. Они несли смысл. Несли глубину. Несли чувства. Настоящие.
Мир перестал существовать. Он схлопнулся плотной капсулой, замыкаясь вокруг нас теплой обволакивающей субстанцией. Время растворилось. Звуки исчезли.
И лишь биение его сердце напоминало, что я не сплю.
Кирилл покрывал моё лицо поцелуями. Вновь и вновь повторяя саднящее счастьем слово: «Ребенок…».
Душа замерла. Все ощущения стали острыми, как лезвие бритвы. Они болезненными штрихами вонзались в мой мир, неся что-то новое. Или уже напрочь забытое.
Казалось, по-старому уже не будет.
Семь букв, несущих в себе бесконечность счастья, болезненных флешбэков и гнетущее предчувствие беды.
– Ты… Ты… Это злая шутка? – хрип раздирал пересохшее горло.
– Это наш ребёнок, Люсёчек.
Кирилл достал телефон, и уютная темнота салона рассыпалась от яркости дисплея, на котором застыла фотография с моей медицинской картой.
Бегло прошлась по сухим цифрам, пропустила стандартные пункты: гемоглобин, сахар… и буквально запнулась о странную строку – ХГЧ?
Нет, Лисицына, конечно, брала кровь… Но какого хера?
И вообще, это совпадение! Роковое стечение обстоятельств. Я прижалась к дисплею носом, вслух матеря Чибисова за эти гребаные наручники, и сдвинула фото вверх, буквально впиваясь взглядом в стандартную шапку бланка. Курочкина Людмила Аркадьевна… Я? Я.
Закрыла глаза и стала дышать. Только бы не шлепнуться в обморок! Пыхтела, как собачка, сжимала пальцами его кожу, чтобы просто поделиться эмоциями, до того как отключусь.
– Тише, малыша, тише… – Кирилл прижался щекой, поцеловал в ухо и вновь отпрянул, возвращая телефон к моему лицу. А на следующей фотографии значилась совершенно волшебная фраза. Диагноз – беременность.
Беременность?
Всхлипы стали бесконтрольными. Оглушающими. Душераздирающими. А после и вовсе превратились в завывание раненой волчицы.
Я с остервенением затрясла руками, громыхая металлом наручников, и не успокоилась, пока Чибисов не расщелкнул браслеты.
Сжала пальцами край платья, задрала его и с дикой дрожью опустила ладони на живот. Кожа вспыхнула, а табуны мурашей поскакали по всему телу.
Я выдохнула. С силой. Будто все это время в лёгких были клубы горького дыма.
Душа была вдребезги. Тело ватное. Мысли спутанные. Дыхание нестабильное. Лишь сердце с удвоенной силой качало кровь, зная, что мы уже не одни.
Я хныкала, как ребёнок… Скулила. Кусала губы. И все гладила-гладила… Я не одна! Я не одна… Боже, как страшно!
Поглощающий все хорошее ужас стал разливаться по телу волной убийственного холода, но тут произошло что-то совершенно волшебное. Горячие ладони Кирилла накрыли мои, сплетаясь пальцами в крепкий замок. Зябкость посыпалась песком пустынь, а кожа стала вспыхивать. Огнем горела! Меня будто в чан с теплым молоком окунули, перед этим забрав всю звенящую тревогу. И внезапно так хорошо стало… Я даже смогла открыть глаза.
– Ты следил за мной? – озарило меня. – Да? Следил?
– Нет, малыша, просто оказался в нужное время в нужном месте.
– Вот все с тобой не так! Чибисов, ну всё не так! В первое знакомство я чуть не убила тебя!
– Ну, не убила же, – улыбнулся он и вновь быстро поцеловал. – Бутылка упала в соусницу с кетчупом. Это убийственная любовь, малыша.
– Да ты трахнул меня до того, как узнал имя!
– Не трахнул, а отлюбил… Это любовь с первого взгляда, милая, – этот гад улыбался! Да так мило, что рыдать хотелось.
У него будто на все был ответ, весомый аргумент, да и в целом какая-то сногсшибательная по своей силе уверенность исходила от него! Он как камень с острыми гранями, в которых хранится непостижимая нежность. Именно так сейчас он на меня смотрел.
– Мы знакомы всего-ничего, Кирилл! А кажется, что уже целую вечность, – я смотрела на наши руки, сомкнутые на животе, не желая тревожить это мгновение. – Так все странно. Ты просто ворвался в мою жизнь, как промо-ролик с демонстрацией чего-то красивого, чувственного и правильного. Странный, необычный… Тебя не испугал ни муж, ни любовник, даже Баранов вызвал в тебе скорее азарт, чем страх. Кто ты? Чибисов! Кто?
– Тебе нужны мои страхи? – взгляд его вмиг превратился в искрящийся кусок льдины. Веки задрожали, а губы сжались в нить.
– Да! Да! Ты, сука, идеальный! Ну, так не бывает, ты понимаешь?
– Мне страшно! Мне пиздец как страшно, когда ты не берёшь трубку! Когда я нахожу тебя в клубе, который оцепили ОМОН и наркоконтроль. Меня по частям рвёт от ужаса, когда за соседним столом сидит главный барыга города в компании отъявленных ублюдков, и они все пускают на тебя слюни! Вот что меня пугает, малыша! – спокойствие Чибисова рассыпалось ледяной коркой. Лицо стало красным, глаза засверкали ярче неоновых огней, а хват пальцев усилился. Он наклонялся все ближе и ближе, а остановился, лишь когда вновь уперся лбом. – Мне страшно, что проснусь, зная, что тебя нет. Что мне не нахамят, не пошлют в дальнюю дорогу, что не покусают перед сексом, а после него не оглушат нежнейшим стоном. Бейся, сопротивляйся, но просто будь на виду. Я не собираюсь закрывать тебя в клетку, мне не нужен ручной попугай. Мне нужна моя малыша, в глазах которой пламя ярче костров под ведьмами.
Он говорил без запинок, не раздумывал над
