Внутри - Катрин Корр

Аверьян снова опускает голову, только теперь без улыбки.

— Не совсем. Мы познакомились несколько недель назад. Собственно, когда я приехал сюда.

— Правда? — я удивляюсь. — Я почему-то думала, что мы знаем друг друга много лет.

— Могли бы познакомиться раньше, но всё время что-то мешало: то ты заболеешь перед совместным отпуском, то у меня что-то приключится.

— Вот как. — Задумываюсь. Господи, как же это отвратительно ничего не помнить. — Что ж, я рада, что это, наконец, случилось.

— Да, — коротко смеется Аверьян. — Лучше поздно, чем никогда.

Где-то я уже это слышала…

— Ты всё ещё удивлена?

— Есть такое. Просто, я думала, раз ты просидел со мной столько времени и ещё отложил поездку по работе, значит, мы и впрямь давно дружим. Я имею ввиду, что нас связывает… дружба.

— Мы зря времени не теряли и сразу нашли общий язык.

— Видимо, так, — смотрю на него, мысленно перебирая пустые ящики.

— Кстати, мы с тобой уже сидели здесь, — говорит он, обведя взглядом беседку. — Ты рассказывала мне о своем детстве, когда родители удочерили тебя, а я сожалел, что меня в нем не было.

Подаюсь вперед и спрашиваю:

— Почему ты сожалел?

— Потому что находились те, кто систематически тебя обижал.

— О господи, — прикрываю рукой рот. — Я что, сидела тут и ябедничала?!

Аверьян смеется и закидывает ногу на ногу.

— Нет, ничего такого. К тому же я сам вынудил тебя рассказать об этом.

— Ну да!

— Правда! — продолжает он смеяться.

— И что же я тебе такого рассказала, раз ты испытывал чувство сожаления?

— А ты этого не помнишь? — смотрит он на меня с постепенно угасающей улыбкой. — Я имею в виду твое детство в новой семье?

Отрицательно качаю головой.

— Надо же. Совсем ничего?

— Ну, не то чтобы совсем не помню, просто… у меня возникает приятное ощущение, когда я думаю о прошлом. Я не могу упорядочить кусочки о том, что было, в своей голове, но они вызывают у меня только положительные эмоции. Если меня кто-то и обижал, то я этого совсем не помню. Я этого не могу почувствовать, даже пытаясь просто представить. Например, история с Богданом: я знаю, кто он, как выглядит и мое отношение к нему нейтральное, но с уклоном в положительную сторону. Когда я думаю о нем, у меня не возникает негативных чувств и эмоций, он просто есть и на этом всё.

— Но ведь тебе известно, что он сделал? — спрашивает Аверьян с напряжением в низком голосе.

— Да. Мне рассказали обо всем в подробностях, и это просто ужасно. В общем и целом, это жутко, но…

— Но? — вытаращивает он глаза.

— Я ничего не чувствую по отношению к тому, что он сделал мне. Да, скрытая камера в моей квартире — это омерзительно. А ещё он вроде как разбил мою машину и неоднократно прокалывал мне колеса.

— Ты и этого не помнишь?

— Очень смутно. Говорю же, это всё похоже на сон, который изредка дает о себе знать крошечными обрывками. И, честно говоря, мне хоть и не нравится блуждать в неизвестности и гадать, что было во сне, а что наяву, но конкретно в этом случае я рада, что не помню. Помнить — значит чувствовать. Я не помню ничего, что делал Богдан, а значит, и не могу чувствовать ни хорошего, ни плохого. Разве это не лучше, чем помнить каждую деталь от пережитого и испытывать страх?

— Я об этом так не думал, — задумчиво произносит Аверьян. — Но, наверное, ты права. Порой лучше находиться в неведении, чем знать детали.

— Мне кое-что интересно. Впрочем, нет. Звучит грубо… М-м. Могу я спросить? — Аверьян молча кивает, и мне почему-то кажется, что он знает, что меня интересует. — Богдан — твой лучший друг. Эта история скажется на ваших отношениях?

— Она уже сказалась.

— Да, я знаю, ты отказываешься навестить его и…

— Адель, послушай, — перебивает Аверьян, сложив перед собой руки в замок, — то, что ты не помнишь ничего о его жестоких действиях, поступках и словах, не является для него смягчающим обстоятельством. Оправдать всё это не способно ничего. Даже наркотики, оказавшие значительное воздействие на его мозги. Его действия привели к тому, что твой организм, как компьютер, встал в режим сна: внешних повреждений нет, но внутри их так много, что система удаляет файлы с потенциальной угрозой, затрагивая и те, что, наоборот, содержат в себе только самые положительные компоненты.

Смотрю на него, пытаясь понять скрытый смысл, ведь он точно есть.

— Не думай об этом. Мне пора собираться, — поднимается он на ноги, забирая со стола свои гаджеты. — Да и к тебе приехали гости.

— Какие гости?

Поворачиваю голову и с удивлением обнаруживаю своих учеников, которых ведет ко мне Зоя. Все с цветами, с подарочными пакетами, а Влад — наш Сладкий Медвежонок — держит над головой огромную связку ярких воздушных шаров.

— О господи! — вздыхаю от волнения и неожиданности. — Почему меня не предупредили?

Я рада всех видеть, но совсем не хочу, чтобы уходил Аверьян. Нет, я не хочу, чтобы он уезжал… Как будто мне будет плохо без его присутствия.

— Во сколько ты уезжаешь? — спрашиваю так, словно собираюсь его провожать.

— Через пару часов, — отвечает Аверьян и выходит из-за стола. Он смотрит на меня с улыбкой, заставляющей трепетать мое сердце и моментально этого испугаться. — Помнить — значит чувствовать, говоришь? Хорошо, что не помнишь, — добавляет с ухмылкой, глянув на приближающихся ребят, — а то залила бы сейчас всё слезами.

— …Что?

Аверьян поворачивает ко мне голову и улыбается:

— До скорой встречи, Адель. Увидимся в субботу, как и всегда.

Продолжая ухмыляться, он уходит, а на меня тут же набрасываются с объятиями и поцелуями мои дорогие и любимые ученики.

25

Что он имел в виду, говоря о том, что я залью всё слезами? И о каких таких положительных компонентах шла речь?

Какое-то издевательство! Почему я ничего не помню?!

— Ты будешь есть или попросить сложить еду с собой? — возвращает меня в реальность вопрос подруги.

Мы с Настей сидим на летней веранде ресторана европейской кухни, а передо мной огромная тарелка аппетитной пасты с морепродуктами.

— Адель, ты как? — заглядывает она в мои глаза. — Ты себя плохо чувствуешь? Болит голова? Тошнит?

— Успокойся, со мной всё хорошо.

— Ладно… Но дай мне знать, если вдруг тебя что-то будет тревожить, поняла?

— Сразу видно, что Ника тебя обработала.

— При чем тут «обработала»? — возмущается она, накручивая на вилку спагетти в томатном соусе. — Я