Ты (не) выйдешь за меня (СИ) - Лефлер Арина

Нужно было проконтролировать новую линию модной мебели: модульные гостинки и шкафы-купе. Меня не устраивало качество металла для основы новых офисных кресел на заказ в одну из крупных компаний нашего города. Такой заказ терять было нельзя, а если качество материала не будет отвечать заявленному, можем потерять лицо фирмы. А это чревато потерей новых клиентов, потому как у нас сарафанное радио работает лучше чем новостной канал.

А если добавить сюда несколько открывшихся салонов мебели в районных центрах (у меня по-прежнему язык не поворачивается называть их магазинами, это моя матушка иногда магнит и пятерочку так называет, а я никак не мог, понимаю, каждое поколение создает свой нарратив, так уж все устроено, но не мог, сплошные отцы и дети), то я крутился почти как белочка в колесе из областного зоопарка.

Усталость не позволила мне страдать, но я не забывал мою Люсю. Заглядывал иногда на борщ и беленькую к Беловым, будто магнитом меня тянуло. Разговаривали, сидя за кухонным столом, с Петром Васильевичем о жизни. Нина Павловна, оказывается, золотой человек, а я ее сначала сансевьерой прозвал: стоит в моем кабинете цветок такой комнатный. Его еще «тещин язык» в народе называют. Длинные узкие листья торчат копьями. Лена их очень любит. Говорит, что они неприхотливые, поливай себе, да поливай. А вот же ж. Не зря говорят, что теща друг человека.

Люся обещала приехать домой на новогодние и рождественские праздники. Вот тут я и собирался ее подловить и к стеночке прижать. Тем более, Нина Павловна мне шепнула, что никого у Людмилы нет, некогда ей шашни водить, работа, работа и еще раз работа.

Так я ж сам такой. На какую бабу ни гляну. Не оно. Не мое.

Значит, что? Нужно искать компромиссы и подходы. И возвращать свое. Но если и сейчас ничего не выйдет, то уже точно плюну. Надоело. Буду жить бобылем и гонять лысого.

«Ухайдокаешь свою жизнь работой», — ворчат отец с матерью. Понимаю, им уже внуков понянчить хочется.

Будут вам внуки, будут.

А пока я накапливаю материальные блага для будущей семьи. Кстати, участок уже выбрал и купил. Там уже коммуникации начали тянуть.

Сижу в кабинете, с документами работаю. Сашка отчеты свел, прислал на сверку.

— Михаил Павлович, подпишете? — в кабинет заглядывает Юра. Стоит в дверях, ждет моего разрешения.

Я с ним после тех событий через зубы разговариваю. Простите, ребята, но теперь никакого панибратства на рабочем месте не приемлю. Хлебнул.

— Давай, — протягиваю руку, — что у тебя там?

— Еще пару комплектов просят для салона, на заказ. — Он подходит к столу и кладет бумаги на стол.

Мельком смотрю на заявку. Ух, ты, знакомый городок.

— Онлайн? — Двигаю листы к себе. Начинаю читать. А то подмахнешь вот так незнамо что и будешь потом всю жизнь должен. Жду ответ от работника. Молчит Юра.

Поднимаю голову, прищуриваюсь. По его выражению понимаю сам.

— Сами снова приехали?

Вздыхает.

— Да.

— Юля одна или обе?

Снова вздыхает.

— Обе.

Говорит и смотрит умоляюще. Понимаю его, у него с Юлей, вроде, дело к свадьбе идет. Девчонка причем, что у нее сестра дрянь конченая? Но я вспоминаю Люсины глаза на том видео и желание жалеть чьи-то отношения пропадает напрочь. Во мне просыпается эгоист. Я, значит, из-за их интриг потерял, можно сказать, любовь всей моей жизни, а они будут счастьем своим упиваться? Я решительно встаю из-за стола и иду из кабинета. Следом шагает Юра и тихо говорит мне что-то про высокопоставленного покровителя у Али, он там в областном правительстве какая-то шишка. Значит, я изначально прав был: насосала на магазин.

Выхожу в коридор и вижу обеих сестер. Юля кивает, приветствуя, Аля смотрит вызывающе, ресницы-опахала лишь туда-сюда. Но вижу напряжение во взгляде. Чует кошка чье мясо съела. А Юрка, ну молодчик, огибает меня, подходит к Юле и закрывает ее собой. Ишь, ты, защитничек выискался. Да не дрейфь, не трону я твою кохану. Мне вот эта стервь нужна, что жизнь мою почти сломала. Аля недовольно кривится, в глазах ни капли сожаления.

Я киваю на открытую дверь в свой кабинет и молча приглашаю Алю. Она проходит походкой от бедра. Королева, блт, ага, бензоколонки!

Я захожу следом и закрываю дверь. Ей небрежно указываю на стул, сам сажусь за рабочий стол.

Она молчит, выжидает. Минуту сражаемся взглядами. Нахер. Я с ней тут что, в гляделки собираюсь играть? Нахер.

— Ну и зачем ты это сделала? — кручу в руках паркер, глядя на эту… дамочку.

Глава 102

Аля фыркает. Не вижу в ней ни капли сожаления или испуга. Проходит в кабинет, садится на предложенный стул.

Смотрит нагло и развязно. Губы расквасила и глазками хлопает, словно годовалая телка из деревенского стада.

Вот честно, если бы не была женщиной, как ввалил бы ей сейчас. Курва. И плевать, что у нее хахаль кто-то из высокопоставленных.

— А сам-то как думаешь? — Ну естественно, другого и не ожидал, нога на ногу, и юбка повыше. Фу. Вот же дурак, и зачем тогда повелся? Ну, дурак, хули.

— Я не думаю, Аля, я тебя спрашиваю, зачем ты подстроила ту хуйню в туалете? — откладываю паркер в сторону, бо чувствую, что сейчас я ему сломаю голову, а жалко. Все-таки подарок брата. Паркер убираю подальше, а на глаза попадается простой карандаш.

Жертва моему раздражению найдена.

Но тут же понимаю, что не хочу показывать этой стерве свою уязвимость. Беру себя в руки и откладываю карандаш туда же, куда и паркер, соединяю пальцы рук.

Дальнейший разговор веду как можно хладнокровнее.

— Я смотрел записи с камер, — говорю равнодушно. — Картинка неприглядная, конечно, но отсосать тебе не удалось, — смотрю с неприязнью, — так ты скажешь, нет, зачем этот концерт устроила перед моей девушкой?

Вздыхаю и морщусь. Задолбало все, ей богу. Все эти профурсетки, нафик они мне сдались, мне Люся моя нужна, только она сейчас за тысячу километров.

Алино лицо меняется при слове «девушкой». Из томного становится сердитым и надменным. Глаза зло сощурены, верхние зубы покусывают нижнюю губу. Мыслительная деятельность налицо, вернее, на лице.

Аля решает, что можно сказать, а где промолчать? Знаю я такие натуры. Хитрая, сцука, не зря салон успешный держит, умеет крутиться.

Молча жду. Не подгоняю. Пусть сама как решит, скажет. Это я сейчас добрый, знаю.

Наконец решается.

— Понимаешь, Миша, вот смотрю я на некоторых, и ты знаешь, меня так бесит иногда… — замолкает, решая, говорить или не говорить.

Молчу и я. Не хочу провоцировать на бурные излияния, но услышать ее хочу.

Кивает сама себе. Ага. Решилась.

— Так вот, Миша, меня бесит, что такие мужики таким курицам достаются. — Вздохнула и смотрит на меня блестящими блядскими глазами.

И я понимаю, что говорит правду, она действительно так считает. А еще вдруг осознаю, что меня жутко бесит, что она произносит мое имя. Просто вслух. Я прямо ненавижу себя за то, что она произносит мое имя. Прямо рот бы ей заклеил, чтобы не произносила. Всуе. Эк меня прет.

— А кто тебе позволил так считать?

— Что?

— Кто?

— Кто? — как заведенная переспрашивает она.

— Кто позволил тебе решать кто курица, а кто не курица?

Я не гордый, могу и разъяснить.

— Ну, знаешь, жизненный опыт подсказывает, — язвительно отвечает.

— А жизненный опыт тебе не подсказал, что нехорошо влезать в чужие отношения? Тем более подстраивать такую херню?

Начинаю закипать.

— Ты скажи спасибо, что я тебя раньше не встретил, я бы тебя в том туалете утопил, а сейчас я добрый… Почти. — Набираю полную грудь воздуха и на выдохе говорю: — В общем так, Аля, советую тебе обходить нашу фирму стороной…

— А как же…

— А торговые отношения оставь сестре. Пусть их Юля ведет. У них, кажется, с Юрой неплохо получается это делать. И не вздумай еще им помешать, — повышаю голос, — живи своей жизнью, Аля, своей, оно лучше будет, глядишь, и свое счастье найдешь, настоящее, а не чужой толстый кошелек.