Отец на час. Работает спецназ - Лина Коваль
- Что с Леоном? - срываюсь.
- Он пропал.
- Что значит - пропал? - хватаю полы его пиджака и трясу. - Что? Значит? Пропал?
Сзади обнимает Влад.
- Что случилось? - спрашивает требовательно.
Пугает, что Побединский опускает плечи и говорит так, словно умирает:
- Я его в лагерь скаутов отправил. Ты сама жужжала, что мужик должен быть мужиком, а там неделю в лесу живут, на костре варят, мух с комарами кормят. Мне показалось, шикарное место для пацана.
- Он тебе надоел. Так и скажи, - снова рвусь, чтобы дать ему пощечину.
- Подожди, - успокаивает Влад. - А руководство лагеря? Что они говорят?
- Говорят, Леон сбежал. Он и ещё два пацана.
- Давно?
- Ещё вчера… - морщится.
- Вчера? - хватаюсь за сердце и начинаю дрожать.
Вчера!...
В лесу.… Одни...
Боже…
- Так, спокойно. - Отец разворачивается меня к себе и осторожно встряхивает. - Сейчас я поеду туда и найду его.
- Со вчерашнего дня… - реву навзрыд.
- Мы найдем его. Вот увидишь. Садись в машину, - кидает Побединскому.
Тот слушается.
- Я с ума сойду, Влад.
- Ты сейчас успокоишься, Федерика, потому что ты мать и дома тебя ждут девочки. Они испугаются.
- Конечно, - часто киваю и вытираю слёзы. - Ты прав.
- Ты сейчас ляжешь спать. Сергей останется с вами.
- Не надо… Чужой человек в доме…
Он сжимает мои плечи.
- Не спорь. Это не обсуждается. Сергей останется с вами, а когда я приеду и привезу Леона, то все тебе объясню.
- Что объяснишь? - немного теряюсь.
- Узнаешь, - отводит глаза. - Главное - будь дома и слушайся. Азиату я доверяю. Как самому себе.
- А мне… не доверяешь?
Влад сухо улыбается.
- А тебя.… я люблю. Ну все, беги… - целует мой холодный лоб и смотрит, как я неровной походкой направляюсь к дому.
Глава 43. Влад
Секретное оружие бойца спецназа - умение терпеть. Прежде всего именно это качество в приоритете, потому что можно быть до хрена сильным и выдерживать огромные физические нагрузки, которые, безусловно, будут, но если психика слабая, то не выгорит ни-ху-я.
А легкой работы у нас не бывает. Сказки это для новобранцев и контрактников.
Я, кстати, своих бойцов никогда не уговариваю. Жертвовать собой: временем, здоровьем, жизнью, в конце концов, - дар, который тоже не каждому под силу. Здесь всегда сравниваю службу с материнством: только мать ради своего детеныша на все готова. Причем и в природе, и в социуме.
Ни одному самцу и не снились нагрузки, которые выдерживает самка во время родов и пока выкармливает потомство. Уверен, будь здесь Федерика, она б точно не нудила, а ускакала бы вперед так, что хрен догонишь.
- Я устал, - ноет в спину Побединский. - Сколько можно идти?... А?... Четвертый час по лесу тащимся. Здесь вообще… клещи!
Обернувшись, скучающе осматриваю бесконечные ели, хилые березы и выгоревшую, жухлую траву.
Если быть честным, клещ тут один. Хуже, чем энцефалитный. Как впился в шею со вчерашнего вечера, так и дузит кровь малыми дозами.
Прибил бы, ё-мое.
- Ты бы, Николай… захлопнул хлеборезку-то, - устало вздыхаю и, клацнув зубами, иду дальше.
Комаров с лица сгоняю.
Одни кровопийцы, блядь.
Накинув на голову капюшон ветровки, удачно оказавшейся в багажнике, мысленно по карте сверяюсь. Переживать начинаю, но все плохое от себя гоню. У парня гены Федерики, а значит, не тупой он. Разбалованный чуток, но жизнь это подрихтует. Вон, уже начала.
Отряд бойскаутов, в который горе-папаша засунул Леона-а-александра, мне очень даже понравился. Мужики там заведуют грамотные и правильные, потому что из наших, учредительные и разрешающие документы в порядке, живут по уставу в палаточном лагере, по условиям приближенному к военному: ранний подъем, зарядка, еда по расписанию, дежурство, зарницы и марш-броски всякие-разные.
Это и натолкнуло на мысль, что парни просто выдохлись раньше времени и втихую сбежали.
Ну не приспособлен малолетний Побединский с его богатым опытом в бальных танцах и хоровом пении к такому «непотребству», как военная жизнь.
Ему бы планомерно готовиться. Хотя бы с год. Мясо и мышцы наращивать, да зубы учиться стискивать.
- Я устал!... Ай! - кричит мой горе-напарничек.
Я оттягиваю ветку так, чтобы она точно прилетела ему по роже.
- Да блин! Ты издеваешься?...
- Главное, пальцы береги, Колян, - ржу.
Подмогу в лице полиции и волонтеров пока решили не звать. Слишком много шума, с учетом ситуации с готовящимся покушением на Федерику, ни к чему.
Руководство дало срок до завтра.
Не найдем пацанов - начнется пиздец.
Карту Подмосковья, предусмотрительно купленную на железнодорожной станции, разделили на квадраты и распределили поровну с руководством и работниками лагеря.
Нам с моим будущим «родственником» достался самый верхний участок.
Выбрал я его неспроста, потому что на пути есть несколько деревень, в том числе заброшенных, в которых парни могли осесть, испугавшись нескончаемого дремучего леса.
Если, конечно, с ними ничего не случилось.
Об этом думать тошно и неприятно. Не потому, что проникся какой-то симпатией к Леону. Мать его жалко. Потрясений для нее не хотелось бы.
- Скоро у нас привал? - зудит под ухо папаша. - Давай хоть перекурим. Я устал. У меня обувь натирает…
- Сними.
- Кого снять?
- Обувь сними. И натирать ничего не будет.
- Смеешься надо мной? - психует Коля.
- Да нужен ты больно. Богом прошу, заткнись. Иначе я тебе язык вырву.
- В смысле язык вырвешь?
Кажется, пугается.
Догоняет и смотрит с опаской.
- А зачем тебе язык? Ты ж не певец. На пианино бряцать и без него сможешь. Да и в зале суда меньше пиздеть будешь. Одни плюсы…
Вспомнив о судебном процессе, быстро оглядываюсь и решаюсь. Подавшись вправо, дергаю Побединского за шкварник и вжимаю в дерево.
- Ты чего? - пугается он. - Сдурел?
- Вот думаю прибить тебя и прикопать. Поглубже, чтоб клещи не достали. Как ты вообще?...
- Не посмеешь, - Коля округляет глаза от ужаса.
Человеческий страх - самое мощное вещёство. При большой концентрации пахнет так, что многие голову теряют и черти что творят. Меня тоже заводит, что греха таить, - давно ведь мечтал.
Бью несильно.
Если
