Отец на час. Работает спецназ - Лина Коваль
- Давай-ка. Хватит ему, - тут же завязываю. - Пойдемте уже. Там… ещё батя твой. Сейчас богу душу отдаст, так натерпелся.
- Я не пойду, - Побединский-младший останавливается как вкопанный и округляет глаза.
- Куда ты денешься? - смеюсь, похлопывая его по плечу. - За свои поступки надо отвечать, Лев. Пошли давай.
Вот Лев - да. Ему больше подходит.
Леон всё-таки как-то по-бабски вычурно.
- Он разорется на меня.
- Что есть, то есть, - морщусь, предвкушая концерт. - Но это лучше, чем сгнить здесь от заражения крови. Тебе укол нужен и рану зашить. Так что потерпишь, не сахарный.
На улицу выходим друг за другом.
Я - последний.
Сигарету закуриваю.
Можно расслабиться, нашли.
- Идет-плывет. Ни стыда, ни совести, - срывается пианист на сына. - Отец его по лесам, по полям должен бегать искать. Только о себе думаем, да?... А я репетицию пропустил, между прочим.
Леон равняется с отцом, обходит его и пытается устоять от резкого, обидного тычка в спину. Рыжий от этого пугливо смотрит по сторонам, Мелкий рыдать начинает, а нам их ещё по лесу тащить. Как бы вовсе не расклеились!
Пока папаша продолжает гундосить, а молодежь вялообразно хромает к лесу, выдуваю дым в серые облака.
- Завались, а?... - рявкаю, обгоняя. - Воспитатель хренов.
Смотрит зло, но совету внимает. Молчит громко.
И правильно.
- Я первый иду, - бодро опережаю беглецов и убиваю комара на шее. - Остальные за мной. Ты тоже не задерживайся, - грубовато обращаюсь к Леону. - Скоро дождь будет.
- Как вы это поняли, Владислав Алексеевич?... - задает вопрос в спину. Ещё и с таким пиететом.
Оборачиваюсь и смачно затягиваюсь воздухом, а потом и сигаретой.
- Пахнет дождем. Сам не чувствуешь?
- Нет, - на полном серьёзе принюхивается Леон снова и снова.
Парни переглядываются изумленно, а я качаю головой и отправляюсь дальше в путь.
- Погоду я с утра посмотрел.... по интернету.
Смеются хором и топают теперь бодрее.
- Совсем шуток не понимаете. Молодежь, ё-моё…
Глава 45. Влад
До машины добираемся сложно и долго. Все потому, что Льву реально тяжело идти. Он делает это стоически, превозмогая боль, но никак не показывая. Наверное, именно в этот момент я начинаю по-настоящему уважать пацана, окончательно убедившись, что он нормальный.
После небольшого дождя в воздухе стоит насыщенный аромат свежести, над нами раскинулись густые кроны деревьев, а сквозь листву пробиваются лучи августовского солнца. Если бы не ситуация, даже кайфанул бы от такой прогулки по лесу.
Жаль, что все неладно.
Поврежденная нога ближе к середине пути опухает, а из раны сочится не то кровь, не то серозная жидкость.
Приходится остановиться, чтобы обновить повязку.
Побединский начинает осознавать серьёзность случившегося и как-то враз стихает. Больше не ноет и не ругает сына, а даже снимает с себя майку, чтобы было на что сменить грязную скатерть.
Последние метров восемьсот не выдерживаю - подхватываю Льва на руки и несу к машине. Он стискивает зубы, шумно дышит, но не возражает. Замечаю, что трясется, видимо, у него начинает жар.
Оказавшись на заднем сиденье моего автомобиля, даже вежливо благодарит.
Как только появляется мобильная связь, сразу звоню Федерике, но телефон у нее выключен. Серега признается, что дамочка с самого утра укатила на работу.
Стискиваю зубы и обещаю надавать ей по заднице. Обязательно по голой. Чтоб и ей побольнее, и мне поприятнее.
Говорил же: слушайся Азиата.
Бабы, твою мать.
Дальше затягивает круговорот, поэтому обо всем забываю. Мы добираемся до лагеря, передаем сбежавших бойскаутов руководству, потом везем Льва в больницу. И здесь роль Побединского оказывается просто неоценимой, потому что он - отец.
Он отец, а я никто.
Так, мимокрокодил… пока.
На рану накладывают семь швов, врач выписывает рецепты на препараты и дает поручение медсестре поставить все необходимое. Хочется настоять, чтобы парень остался в больнице хотя бы на ночь, но он категорически отказывается.
Когда подъезжаем к дому, солнце уже клонится к закату. Машины Федерики на парковке нет.
Хмурюсь.
- Пойдем, сынок, - Побединский небрежно мне кивает, выходит из машины и открывает заднюю дверь.
Его автомобиль припаркован у забора.
- Ну, - поторапливает сына. - Поедем уже…
Я постукиваю по рулю, оборачиваюсь и внимательно разглядываю Льва, снова крепко сцепившего челюсти, как в больнице.
Он смотрит прямо перед собой.
А глаза постепенно увлажняются.…
Это кажется странным, потому что испытаний у парня сегодня была целая масса, но он ни разу не сдался и слез не показал.
Вспоминаю себя в шестнадцать-семнадцать. Дури было о-го-го и самоуверенности… если честно, хоть отбавляй. Молодость. Казалось, мне море по колено, а вот менять решения было стремно.
Люди вообще часто остаются где-то, потому что им страшно признать свою ошибку. Будто от этого она станет меньше или вовсе исчезнет.
- Он дома останется, - решаю за Льва, чтобы долго тут не рассиживаться. - Уезжай один.
- Что значит «дома останется»? Это что ещё за новости? - папаня хватает сына за локоть. - Пойдем, я сказал.
Лев вырывается и… горько всхлипывает. Лицо опускает.
- Блядь.… Николай… - рычу сквозь зубы, подаваясь вперед. Дать бы ему в бубен, так непедагогично получится. - Шел бы ты уже… репетировать. А он дома останется. Останешься ведь? - спрашиваю у пацана.
Он кивает и утирает слёзы запястьем. Поворачивается к отцу и признается:
- Я к маме хочу. Я... соскучился.
Пианист, кажется, теряет дар речи. Хмурится, будто ноты вспоминает.
- Соскучился?... Да пошли вы… - в итоге машет рукой и, прихрамывая, направляется к машине в одиночестве.
Лев тянется к двери.
- Пап… - зовет. - Ты только не обижайся... пожалуйста.
- Ай, иди ты…
Пианист садится в машину и резко газует. Уезжает.
Один.
- Покурим, - киваю, найдя заканчивающуюся пачку и поглядывая на Льва в зеркало. - Ты-то… Не куришь?
- Нет, - он уверенно мотает головой.
- Ну.... и правильно, - закуриваю и бросаю зажигалку в карман. - Правильно. Вредно это, - смачно выдыхаю дымовое облако в приоткрытое окно. - Сильно вредно...
- Почему он такой? - задумчиво спрашивает пацан.
- Ты про кого?
- Про папу.
- Я… не знаю.
- Иногда думаю - и зачем мне такой?
- Да кто его знает? В жизни так много вещей, которые на хрен никому не нужны: прыщи, расческа
