Сдавайся, это любовь… - Евсения Медведева
– Ты не знаешь Чибисова… Он никогда не станет плясать под твою дудку, потому что, в отличие от тебя, у него есть понимание того, кто мразь и трусливый ублюдок, а кто нет.
– Понимает, говоришь? – Баранов так громко рассмеялся, что мои перепонки задрожали. – Ну, тогда смирись, что это твой выбор. А ты знаешь, я даже рад, что ты брыкаешься, а то засиделся я в глухой тайге, заскучал по перфомансам. Да начнётся спектакль, Милаша… Ты ещё на бис попросишь, когда осознаешь, что никуда тебе от меня не деться, милая Милаша. Сама приползешь, ещё и трусишки на пороге сбросишь, потому что истосковалась по настоящему траху.
Не врёт… Что он задумал??? Я даже понять не могла, в какой момент дёрнула ручку, но было уже поздно включать голову. Антон уж слишком ловко ввалился в квартиру, правда, остановился в дверях и медленно потянул носом, словно брал след, как ищейка.
– Милашей моей пахнет. Сладкими карамельками, – он закрыл глаза и растянулся в гадкой ухмылке. – Я скучал, милая Мила. А ты? Признайся, скучала? Столько лет прошло, а на языке до сих пор ощущается вкус твоего возбуждения. Ты помнишь? Помнишь наш секс? Ты ж текла, как крыша сарая, извивалась подо мной и стонала так, что соседи лупили по батареям!
– Нет. Мне всё желание отбило скучать по тебе.
– Смешно. Так я тут ни при чём. Свои грехи я помню, а чужого мне не приписывай, – он дёрнул плечом и опустился на замшевый пуфик, рассматривая мою квартиру. – Ты ж сама выпрыгнула. Сама!
– Антон, говори, с чем пришёл, и разойдемся…
– А ты мне тут не указывай, – от напускного спокойствия Баранова вдруг не осталось и следа. Он одним рывком схватил меня за руку, вывернул, заводя за спину, и стал усиливать хват, пока я не рухнула на колени у его ног. Кусала язык, шипела, но не позволяла себе дать то, что ему нужно. Он не увидит моих слёз!
Дура! Дура! Столько лет прошло, а я всё такая же дура… Вскинула голову, впиваясь в него взглядом. Пусть видит, что не боюсь! Мне больше нечего бояться, я всё пережила, через всё прошла! Мы с ним и горели, в нас стреляли, а потом я летала, больнее уже просто быть не может.
Бывший муж возвышался надо мной, шаря по телу обезумевшим взглядом. Сжимал волосы до боли, вдыхал их аромат и морщился от отвращения, прекрасно понимая, что пахнут они чужим мужчиной. Вернее, моим, а вот он уже в моей жизни – чужой. А когда наши взгляды встретились, он вздрогнул, не успев сдержать шокирующее удивление.
– Оппа… – Баранов усмехнулся и даже на миг отвёл взгляд. – Что я вижу? Милаша моя, да не моя? Не боишься уже? Потеряяяла страх, ой потеряла… А зря. Ведь росла и черствела не только ты, любимая. Поэтому слушай меня сюда, дрянь, – он резко наклонился и начал водить носом по моему лицу. Дыхание его становилось тяжелым, грудным, с внезапно вылетающими хрипами. Он как ненормальный шарил рукой по моему телу, распахивал халат, чтобы все ощупать, словно дорвался, получил то, о чем грезил все эти годы. Сжимал грудь, с силой крутил соски, ожидая слез и мольбы о пощаде. Но не получит он ничего! Ничего! – Пока ты тут развлекалась и моему сыну мозги промывала, я гнус на болотах кормил, жопу рвал, чтобы заслужить возможность вырваться из ссылки, в которую меня отправил твой Чибисов. Да-да… Ой! А что? Он тебе не рассказал?
Я вздрогнула и даже рот от изумления открыла. Собственно, этим и воспользовался мой бывший муж. Его холодный мокрый, как у собаки, язык толкнулся меж губ, а меня чуть не вырвало. Настойчивые спазмы стали накатывать болезненными волнами, а в голове застучали молоточки тревоги.
Баранов с отвращением обтер рот, ощерился, наблюдая за моим судорогами, а в глазах все сильнее разгоралось пламя гнева.
– Какой-то сраный сержант уложил МЕНЯ на лопатки! Лишил возможностей, семьи, любимой жены и сына! Он, тварь, за всё мне заплатит! Ты думаешь, я ради тебя вернулся? Дура… Думаешь, не знаю, что ты тут полгорода через ЗАГС протащила? Знаю я всё, но, сука, всё равно люблю…. – Антон снова заскользил носом по скуле, а потом со всей силы прикусил кожу, как любил это делать, на самом видном месте. Чтобы весь мир наблюдал его печать! Как рабыню расписывал меня, клеймо принадлежности ставил. – Люблю, Милаша, поэтому и выбор даю тебе. Я его сгною при любом раскладе, но вот методы – они же разные, а решать придётся тебе, сука ты моя красивущая. Хочешь, чтобы ему спокойно дали уйти из органов? Хочешь, вижу… Ты ж всех спасала с самого детства, вот и меня спасла. Влюбилась в хулигана, наивно полагая, что сделаешь из меня человека? Дура ты, Милка. Дура!
Баранов оттолкнул меня с силой так, что я прокатилась по полу, пока головой не вошла в дверь спальни, где на тумбе пищал мой телефон. Знала, кто там… Знала.
– Если я узнаю, что вы видитесь, то наша договорённость вспыхнет незавидной судьбой бедного капитана Чибисова. Запомни, Милаша, всё в твоих руках. Если я узнаю, что вы с Витькой ошиваетесь около него, то придётся напомнить, как сердится батя. А я не хочу, ей Богу, не хочу! Кстати, и подружке своей Аньке скажи, чтобы не чирикала, а то у меня до сих пор остались документы по тому делу. Бедная девочка… Её ребёнку было бы уже лет одиннадцать, да? Но нет же… Пришла врачиха и убила их обоих, потому что вместо учёбы ходила по дискотекам. Я докажу, что это врачебная ошибка! Докажу, суки… Вы у меня все по струнке ходить будете! А болтать начнёте, то ускорите свою судьбинушку. Пока, любимая. Кстати, ты как слёзы утрёшь, дай знать? В кино сходим, а потом, как в молодости, отожжём на заднем сиденье тачки. Хочу вновь вылизать тебя до последней капли, как тогда… А ты кричать будешь, драть мне спину и хрипеть: «Ещё! Ещё!». Чао…
С этими словами моя квартира опустела. А я смогла наконец-то вдохнуть.
Сука…
Меня душило ощущение, что вокруг меня все отравлено. Я вскочила и бросилась на балкон, распахнула все окна,
