Сдавайся, это любовь… - Евсения Медведева
– А ты что говоришь? – Витька расслабился и великодушно позволил матери расплескать всю любовь и нежность, накопленные за полгода, что не виделись.
– А я говорю, что такого в жизни не испытывала.
– Ты же не про «уф-уф», Мусь?
– Хам и пошляк! – я шлёпнула его по спине, потом смачно чмокнула в шею. Колючую, пахнущую смесью мужского и женского парфюмов шею. Боже… А ведь он недавно ещё модельки по полу катал! Стоп… Женские духи? Это что за новости?
– Я вчера, как дурак, спать в наушниках лёг, а у вас тишина…
– А откуда ты знаешь, что тишина, если в наушниках был?
– Мусь, ну я серьезно же! Кто он?
– Он служит в полиции, младше меня на пару лет, красив, настойчив и крайне прямолинеен. И ты знаешь, наверное, мне это даже нравится, – я изо всех сил старалась не улыбаться. Прислушивалась к бряцанью на кухне, гадая, что за Армагеддон там творится.
– Ты что, влюбилась? – Витя отпрянул, сжал мои запястья и стал в глаза заглядывать, пытаясь что-то там рассмотреть. – Мусь? Влюбилась? Глаза горят, щёки вон румяные, как у девятиклассницы, похудела так, что больше на телку мою смахиваешь, чем на мать. Признавайся!
– Витя, это не разговор матери и сына.
– Ещё какой разговор, – он так раздухарился, что стал трясти меня, поторапливая с ответом. – Ни твои Козлов и Кур не вызывали у тебя такого румянца смущения. Что, я не помню, думаешь? Ты ж их выбирала похлеще, чем на кастинге в эскорт-агентстве. Взвешивала плюсы и минусы, со мной советовалась.
– И ты был против, между прочим, – я вытянула руки из мертвой хватки сына и села, откинувшись спиной на мягкое изголовье.
– Поэтому и против был. На кой ляд они нам с тобой вот нужны, когда твои глаза не горят? Когда ты больше расстраивалась, терпела и приспосабливалась, вместо того чтобы кайфовать от жизни?
– И сейчас против? – мне было даже страшно обернуться в сторону сына.
Витя прав… Он такие истерики поначалу закатывал, что у всех моих мужей волосы дыбились! Больше всего досталось Козлову, да и выдержал он всего два года, и то, потому что первой терпение лопнуло у меня. А Куру повезло больше, Витька три года назад пришел ко мне с папкой, в которой была вся информация по военным училищам. Мой оболтус, драчун и гроза района, смело глядя в глаза, сообщил, что хочет быть военным. Ооооо… Помню этот день, как сейчас. Я рыдала, пытаясь разжалобить его и отговорить бросать мать, но мой подросток был неумолим.
– А сейчас я уже взрослый, мам, – сын поцеловал меня и прижался своим лбом к моему. – И глаз у тебя, Мусенька, горит так, что дышать жарко!
– И чему тебя только в академии учат? Как может быть жарко дышать?
– Не придирайся к словам. Короче, он вроде нормальный мужик, не тело́к, не скряга, да и крепкий такой.
– Это что, благословение? – расхохоталась я.
– Плодитесь и размножайтесь, Мусь. Ты мне сестру, между прочим, обещала на каждый Новый год. Вот, мне уже скоро девятнадцать, а на меня ещё до сих пор никто не срыгнул по-родственному.
– Вить, у тебя жар? Я трижды была замужем, больше я туда ни ногой!
– Ой, знаешь поговорку про зарекающуюся девку? Кажется, ты и про полицейских так же говорила.
– Эх… Говорила.
– Тогда не ссы, мать. Просто живи в кайф!
– Не думала, что ты так скоро начнёшь мне мозги промывать. И вообще, какого фига ты примчался? У тебя же сессия! – я отряхнулась, вспомнив, что из нас двоих тут взрослая именно я, а не этот наглый юноша.
– Я почти все сдал, мам. Не переживай, а через неделю мы с парнями летим в Сочи, поэтому единственный шанс вырваться – это между экзаменами. Уже видела отца? – Витя вмиг изменился в лице, взгляд его стал холодным, немного колючим.
– Видела.
– И что?
– Поговорить хотел.
– А ты?
– А меня Кирилл увел.
– Кирилл его знает? – выпучил глаза Витька.
– Знает…
– Мам, я поговорю с отцом, чтобы он не подходил к тебе. И вообще, какого черта он припёрся? – сын вспыхнул от возмущения, вскочил с кровати и стал нарезать круги по комнате. – Он специально вернулся? Давно кровь твою не пил?
– Витя, это твой отец, и я не хочу вспоминать то, что было много лет назад. Мне все равно, зачем он вернулся, но мне не все равно, когда мой сын срывается с места и едет спасать взрослую мать. Со мной все будет хорошо, столько лет прошло.
– Хм… – Витька подошел к окну, сложил руки на груди и долго молчал, смотря вдаль. – Люди не меняются, мам. Он мог вернуться в любой другой город, но приехал сюда. Поэтому всем будет лучше, если ты сразу снимешь розовые очки и расскажешь все Чибисову. А не расскажешь, я отменю поездку и буду с тобой. Я … Я тогда чуть тебя не потерял, а сейчас этого не допущу. Пусть в глаза мне посмотрит, папенька.
– Ты не забыл, что все ещё сын мой? – скинула ноги с кровати и стала шарить в поисках тапочек. – Прошло десять лет! Пора уже обо всем забыть и, как ты сам выразился, жить в кайф. Вот и ты живи, Витюша. А я справлюсь.
– То есть Чибисов ничего не знает?
– Он знает то, что ему положено знать.
– Стой, ты же не собираешься включать тупую телку, чтобы доказать, что и без мужской помощи справишься со всем?
– Эх! Зря я тебя не лупила! – взгляд упал на джинсы Кирилла, в петлицах которых сверкал металлической пряжкой ремень. Руки сами потянулись к нему, а уже через мгновение Витька степным джейраном бегал от меня по всей квартире.
– Это что за танцы бабуинов? – сквозь смех прохрипел Чибисов, выбегая из кухни. Мы с сыном замерли, я-то, понятное дело, таращилась на его крепкий торс, а Витька следил за рукой Кирилла, в которой был зажат круассан.
– Завтрак? – сын забыл и про страх быть наказанным, и про наш разговор, семеня уже в сторону источника божественного аромата свежей выпечки. – Прости, Мусь, но
