Внутри - Катрин Корр

— Спасибо, обойдусь! — бросает со смешком и поднимается, чтобы уйти. — Лучше заставь, пожалуйста, всех вокруг перестать называть тебя моим братом. Попробуй заткнуть им рты так же, как сделал это мне несколько часов назад.

— Так в этом дело? — преграждаю ей путь. — Тебе не понравилось, что я вмешался в вашу с Богданом душещипательную беседу и посмел перебить тебя?

— Да, Аверьян! Мне это не понравилось. И хотя я понимаю, что он твой лучший друг, за которого ты будешь стоять горой, тебе не следовало даже дышать, пока я говорю ему то, что он заслужил!

— Может, в следующий раз ты просто сделаешь это, когда никого не окажется рядом? Откуда я мог знать, что вы начнете выяснять свои отношения прямо у меня перед носом?

— Между нами нет никаких отношений! И тебе ничего не мешало просто встать и уйти. Или что, Аверьян? Ты боялся, что я покалечу твоего друга? Расцарапаю ему лицо и заеду между ног так, что он больше не сможет быть продолжателем рода?

— Я не мог уйти по той простой причине, что вас обоих понесло! Богдана на тебе заклинило, а ты, зная это, говоришь ему то, что может сделать только хуже!

— Сделать хуже? — издает она нервный и короткий смешок. — Кому? Ему, что ли?

— Когда ты рядом, он превращается в наивного сосунка, который без разговоров продаст все свои органы, чтобы, мать твою, заставить тебя улыбнуться! Я понимаю, возможно, он действительно утомил тебя своим вниманием, но ведь это наверняка происходит не без причины!

«Нам было так весело. Она целовала меня, прижималась ко мне. У нее особенное тело. Я начинаю сходить с ума, стоит мне только представить, как кто-то другой ласкает его».

— Что? — От злости рядом с ней дрожит воздух. — Не без причины? То есть ты считаешь, что я его нарочно провоцирую?

— Послушай, когда девушка говорит нет — это значит нет. Я Богдана знаю с пяти лет и могу с уверенностью сказать, что он никогда не станет делать что-то просто так и уж особенно против чьей-либо воли и желания. Если бы ты хотела прекратить его ухаживания, то уже давно бы это сделала, Адель. В конце концов, у тебя же есть парень, но он, очевидно, смелый только с тобой! Или ты просто сама определиться не можешь, кто из них двоих тебе больше нравится?

— Ты ни чем не отличаешься от своего сумасшедшего друга! Дай пройти!

— А может, ты всё же сказала ему? — не могу прекратить говорить. — Рассказала о том, как тебя донимает бывший, всё ещё веря и надеясь на воссоединение? За это он тебя ударил?

— Не слишком ли много вопросов о моей личной жизни для того, кому на меня всё равно? Ты ведь так сказал в субботу, когда Богдан сообщил тебе о своем помешательстве? Тебе всё равно, — проговаривает Адель каждое слово. — Ты говорил так?

— Да.

— Тогда к чему эти вопросы? Зачем ты заставляешь меня слушать то, что не имеет ничего общего с реальностью? Богдан мне никакой не бывший. Мы никогда не встречались. Между нами не было отношений.

В её глазах отражается тусклый свет фонаря, пробивающийся сквозь ветви кустов. Злость во мне угасает, удушающее чувство теряет свою силу. Её мягкий и нежный голос обезоруживает меня, и я просто отвечаю:

— В субботу я ещё не знал, что Адель — это ты.

Черт, как же она близко. Её волосы касаются моей руки, тепло тела проникает сквозь футболку и обжигает кожу. Понимаю, что минуту назад говорил так много и не по делу только для того, чтобы не допустить этого: оказаться на минимальном от нее расстоянии, ловить ртом каждый её тихий вздох и испытывать сладкий трепет от мерцания раскаленного воздуха между нами.

— Что это значит? — спрашивает Адель полушепотом, источая запах сладкой и соблазнительной вишни в легкой сигаретной дымке.

Соберись, идиот. Пожелай спокойной ночи и уходи! Но моя голова постепенно опускается, наши губы становятся всё ближе друг к другу. Внезапно её ладошки упираются в мою грудь. Последний барьер, который можно с легкостью преодолеть, если Адель позволит. Её дыхание прерывается, пальчики на моей груди расслабляются и осторожно сжимают ткань футболки, словно позволяя мне идти дальше.

А дальше только её губы, и я врываюсь в них. Завожу пальцы в шелковистые волосы и целую Адель глубоко и жадно, словно много лет был лишен этой возможности. Её тело прижимается ко мне, руки обвивают шею, а язычок охотно знакомится с моим.

Что вообще сейчас происходит? Я целую Адель? Ту самую Адель, которая всего за два дня обзавелась жилплощадью в моих мыслях?

Откинув голову назад, она позволяет мне целовать её шею, оставить легкий засос в ямочке между ключицами, а потом вновь возвращает мои губы, чтобы целовать их и обжигать тяжелым дыханием.

«Вы с сестрой с самого утра решили свести меня с ума!»

Какого черта?

Обхватив ладонями её лицо, отвожу голову назад и целую настолько глубоко, что пальчики на моем затылке крепко впиваются в волосы.

«Даже когда вам будет сорок-пятьдесят — неважно сколько, вы всё равно останетесь для нас детьми».

Уйдите прочь!

— Постой! — шепчет Адель в мои губы. Целует вновь и отстраняется, дыша с трудом, как и я. — Этого не должно было случиться. Черт!

Отступает от меня и прижимает ладонь к губам.

— Я не смог устоять, — говорю, с трудом осознавая происходящее. — Это был мой ответ на твой вопрос.

Запах Адель на моих губах, на языке. Голоса родителей и Богдана, называющие её моей сестрой, отдаленно звучат в ушах.

«Я люблю её, Аверьян! Очень люблю, но она такая упрямая. И плюс ко всему у нее, оказывается, есть парень!»

Отхожу в сторону, запустив пальцы в волосы. Адель в отношениях. Мой друг по уши в нее влюблен. И она часть моей семьи. Она дочь моих родителей!

Будь я проклят, надо было просто уйти. Просто уйти в дом и лечь спать. Слышу торопливые шаги за спиной, и с каждой секундой они становятся всё тише и дальше.

Ушла. Убежала. Сделает вид, что ничего не было. Но ведь было, и этого уже не изменишь. И не забудешь.

12

Мы завтракаем всей семьей и делимся планами на день. Как будто это