Внутри - Катрин Корр

Мне нечего сказать. Мне просто противна мысль о том, что они с Адель были близки.

— Это был Богдан? — спрашивает мама, не успев выйти из машины.

— Да, — отвечаю, глядя вслед черному седану.

— Как это? — удивляется она и подходит ко мне. Отец тем временем открывает багажник и достает два белых пакета. — Почему он уехал? Я же написала в группе, чтобы он оставался на ужин!

— У него появились срочные дела.

— Срочные дела в такое время? Ну ладно. Жаль, конечно. Я думала, мы все вместе поужинаем.

— Зачем это? — спрашиваю, глядя на них с отцом. — Зачем вы приглашаете на ужин Богдана, который неровно дышит к Адель, при этом зная, что у нее есть другой?

— Ну, своего Матвея она ведь не приглашает! И вообще, — говорит мама шепотом, — я не думаю, что у них всё серьезно. За два месяца уже можно было понять свои чувства, но Адель…

Забираю у отца пакеты и иду в дом. Лимит моего терпения на сегодня исчерпан. Я не хочу ничего больше слышать. Не хочу знать ничего о её личной жизни, о её прошлом и настоящем, о её чувствах и обидах, скрытых в глубине одиночества. Я и без того слишком много думаю о ней на протяжении каких-то двух дней. Двух чертовых дней!

— Аверьян? — зовет отец. — Что-то случилось?

— Нет, я просто тоже тороплюсь.

— Торопишься? — спешит за мной мама, стуча каблучками. — Куда это?

— Договорились с друзьями встретиться в городе. Прости, я забыл предупредить.

— Ну, вот! — вздыхает она и замедляет шаги. — Осталось ещё и Адель куда-нибудь уехать, и тогда мы снова останемся одни.

Адель.

Опять Адель.

Снова Адель!

«Именно со мной ты стала взрослой».

Как удалить это из памяти навсегда?

⁂

На часах 2:38. Глушу двигатель. Свет в окнах родительского дома не горит, в домике Зои и Вадима тоже темно. Все спят.

Выхожу на улицу. Сверчки так громко и активно стрекочут в траве, словно радуются ярким звездам, до которых не допрыгнуть. Втянув носом теплый воздух, медленно выдыхаю. Всё спокойно.

Спонтанная встреча с Инессой позволила поставить мозги на место. Она позвонила мне, когда я уже въезжал в город, и предложила заехать к ней: посмотреть её новую квартиру, оценить ремонт. До экскурсии дело так и не дошло. Она хотела меня, а я хотел немедленно забыться.

Достаю из заднего кармана джинсов пачку сигарет. Ещё пять минут и пойду спать. Зажав губами одну, закуриваю и медленно направляюсь к дому. У меня было как минимум два отличных варианта не возвращаться сюда. Я мог провести всю ночь у Инессы, пить, курить и трахать её. А мог остаться в своей квартире, о которой ещё никто не знает, и так же пить, курить, но трахать свои мозги. Ни тот, ни другой не смог одержать победу над затаенным желанием увидеть Адель за завтраком.

Нет. Очевидно, мои мозги на место не встали. Более того, они прилично отклонились от заданного курса, ведь, врываясь в горячее женское тело, я продолжал думать о ней. И чем чаще я позволял себе видеть её чувственные губы, представлять, как неистово целую их, кусаю, как они становятся моими и только моими, тем сильнее становилось возбуждение. Аморальность мыслей вызывала настолько сильное желание, что Инесса не просто стонала, она вопила, как обезумевшая, пока я утолял свой голод.

«Будь таким всегда, — шептала она, раскинувшись на подушках. — Это невероятно».

Испытывая отвращение к самому себе, выдыхаю белый дым до самого конца, словно это позволит мне избавиться от поганого чувства, как от какой-то бактерии, и замечаю слабый оранжевый огонек вдалеке. Он движется: поднимается вверх, на несколько секунд замирает, а потом снова опускается.

Кто-то курит?

Сделав последнюю затяжку, бросаю окурок в железную урну у крыльца и бесшумно движусь в сторону огонька. Приходится потоптаться на газоне, поскольку каменная дорожка подсвечивается, а я не хочу быть обнаруженным.

Кому это не спится в поздний час?

Спрятавшись за густым и высоким кустом, приглядываюсь: кто-то лежит на трехместных качелях, свесив одну ногу, чтобы отталкиваться от земли и качаться.

— Ты в меня так влюблена, я же вижу, мадам, — вдруг еле слышно напевает женский голосок. — Что не говорят твои губы, говорят твои глаза.

Адель?

Это Адель? И она курит сигарету?

— Выбраться я тебе не дам, ты моя, — напевает она полушепотом и снова затягивается.

По-хорошему, нужно уйти и сделать вид, что я не видел её. Нужно.

— Господи боже! — вскрикивает она и чудом не падает на землю, когда я появляюсь из-за куста. — Ты совсем что ли? — роняет она большие наушники и сигарету. — У меня же так сердце остановится!

— Я не хотел. Извини.

— Извини? — возмущается она, поднимает наушники и вешает их на шею. — Что ты здесь делаешь?

— То же, что и ты. Только без музыки.

Адель пытается отдышаться. Я не вижу её лица, но это не мешает мне слышать и чувствовать каждый её вздох.

— Я удивлен. Не думал, что ты куришь.

— Иногда случается. — Немного помолчав, с напускной угрозой в голосе добавляет: — Ох, нет, только не рассказывай об этом маме!

— Теперь она мама.

— А ты мой брат, который должен сейчас либо поругать меня, либо начать шантажировать. Ну, знаешь, обещать никому не рассказывать о моей маленькой слабости, если я что-то для тебя сделаю.

Хорошо, что сейчас темно. Хорошо, что сейчас нас друг другу почти не видно, потому что от мысли, что в какой-то другой реальности я бы мог её шантажировать, у меня напрягается член. А ведь надо было всего-то тихо уйти.

— Я тебе не брат, Адель.

— Приятно слышать.

— Это сарказм?

— Я тебе не сестра, Аверьян. Разве тебе не приятно это слышать?

Не просто приятно. Меня это возбуждает. Дает преимущество, которое абсолютно невозможно при другом раскладе.

— Если тебе не сложно, не мог бы ты хотя бы с этим мне помочь?

— Хотя бы с этим? — делаю шаг вперед.

— Ты ведь можешь повлиять на родителей, Зою и вообще всех вокруг? — говорит напряженным голосом. — Чтобы не было больше этих дурацких слов, про брата и сестру! Меня от этого уже тошнит.

— Что значит — хотя бы это? — не отстаю, сделав ещё один шаг. Адель продолжает сидеть на качели.

— Помочь с тем, что касается непосредственно тебя. Я не думаю, что ты находишь это всеобщее помешательство на наших «братско-сестринских» отношениях нормальным. Учитывая, что мы оба этому не рады и вчера дали ясно друг другу понять, что нас это не устраивает, так, может, ты сделаешь хоть что-нибудь, чтобы это прекратить?

— Я-то