Не родные. Малышка в награду (СИ) - Левашова Елена
— Что случилось, Саш? — выхожу, на ходу промакивая волосы полотенцем.
На мгновение мне кажется, что во взгляде Алекса что-то меняется… Он наполняется блеском и неподдельным мужским интересом. А потом все испаряется… Возвращается он — деловой и сдержанный Алекс Озеров.
— Вениамин вернулся. Эту истеричку закрыли в СИЗО до суда… Заявление твое оформили. Ей не выкрутиться, Марусь… Ты еще боишься? — добавляет тише.
Его боюсь… Близости, знакомого запаха, щекочущего ноздри, блестящего взгляда, тепла тела…
— Нет. Знаешь, Алекс… Я так изменилась за это время. И новая я меня пугает до чертиков… Я стала тверже и циничнее. Хочу работать, хочу уметь за себя постоять, много чего хочу. Только не быть больше слабой и неуверенной в тебе. Не подумай, что это из-за тебя… Я никогда не стремилась сидеть на шее у мужика и зависеть от него, но видишь, как вышло… Растворилась в Романе, думала, что все это временно — беременность, декретный отпуск. Я очень хочу работать… У меня появились мечты.
В его глазах неприкрытое разочарование. Понимаю, что во всем происходящем он винит себя. Другая бы прыгнула в его объятия, благодаря, холя и лелея, а я… Свободу мне подавай и новую работу.
— Марусь, давай вернемся к разговору позже? Я правда… Я рад, что ты не сломалась и не закрылась от мира. Это очень хорошо. С работой я помогу, если позволишь… С осуществлением мечтаний тоже, — добавляет, вскидывая на меня пристальный взгляд.
— Хорошо, — выдыхаю облегченно. — Я сейчас спущусь.
Быстро сушу волосы и собираю их в высокий хвост. Спускаюсь на первый этаж, встречая настороженный взгляд Вениамина.
— Как вы, Маруся? Выглядите… хорошо. Странно так говорить, но у вас выработался иммунитет к нападающим. Второй раз уже не так страшно.
— Ох… Что вы такое говорите? — сетует мама, хозяйничая возле плиты. — Вы точно не отпустите эту ненормальную? И Романа? Когда мы сможем ходить, не оглядываясь?
— Уже можете. Мария, я кое-что выяснил. Это касается вашего прошлого… Скажите, вы помните Яну? Встречались с ней когда-то?
— Нет. Совершенно точно нет.
— У меня есть все основания считать ее отца причастным к проигрышу на тендере. Непонятна причина его ненависти к Озерову. Зачем ему все это понадобилось?
— Марусь, я познакомился с Андреем Озеровым недавно. Когда Яна появилась в моей жизни… И никогда не видел его раньше. Не понимаю, чем заслужил его ненависть? — мнется Алекс.
— Яна проболталась. Я точно помню, как она говорила, что ей удалось избавиться от меня в прошлом… А теперь я вернулась. Мне показалось, что все дело в ревности. Они хотели избавиться от меня. Она хотела, Алекс…
Алекс меняется в лице… Как будто роется в жестком диске собственной памяти, пытаясь вспомнить. Когда он мог видеть Яну? И когда она успела выбрать его в качестве своего мужчины?
— Ни черта не получается. Я не был с ней знаком.
— Может быть она присутствовала на форумах в качестве гостьи? Александр, тогда вы были влюблены в Марию, так? — деликатно произносит Вениамин.
— Да…
— Вы просто не замечали других женщин. Они все казались вам размытым пятном. Я уверен, что Яна знакомилась с вами. Сомневаюсь, что я добьюсь от нее внятных показаний. Она, мягко говоря, вела себя безобразно… Я даже подумал поместить ее в психушку.
— Андрей Анатольевич согласился дать показания? — устало вздыхает Алекс.
— Да. У вас есть фотографии тех лет, Александр? Попросите секретаря прислать групповые снимки.
— Точно. Это хорошая идея.
— Маруся, и ты не удаляла, — встревает мама. Разливает по чашкам чай с чабрецом и ставит поднос на стол.
Стыдоба-то какая… Не удаляла, да. Не могла забыть Сашу, мою работу, наше прошлое… Даже после свадьбы с Ромой оставила фотографии…
— У меня есть папка с фотографиями. Ее отправила мне твоя бывшая секретарша Тоня прямо перед… Перед моим отъездом домой. Мне и в голову не приходило искать на них Яну. Саша, Вениамин… Я не могу больше молчать. Шрамченко угрожал мне. За Алексом следили, за моими родителями тоже. Он сказал, если я не отдам флешку с документацией фирмы, кого-то убьют. Он мне видеозаписи показывал — на них был Саша… Они каждый его шаг снимали… И моих родителей тоже. Он взял флешку и приказал убираться из города. Я не могла тогда рассказать… Я… Если бы полиция вмешалась, то… — захлебываюсь словами я. — Я не хотела тебя предавать. Тогда мое решение было правильным. Прости…
Ну вот… Кажется, с плеч свалился еще один камень недосказанности.
Саша закрывает лицо ладонями и замирает, пытаясь вместить в себя услышанное…
Глава 41
АЛЕКС
Признание Маруси словно парализует меня. Мне даже дышать становится больно… Жизнь оказалась грудой рассыпавшихся бильярдных шаров, осколками мечты… Ее словно и нет — разрушена. Собственными глупостью и недальновидностью… Как она может смотреть на меня — так? С нежностью и нескрываемой виной. Это я виноват, я подонок, не сумевший взглянуть на ситуацию справедливо. Я… Только я…
В ее глазах — обещание… В моих — пустота, тупость какая-то… Я долгую минуту смотрю куда-то в угол и молчу. Мне нечего сказать. Ни при свидетелях. Наверное, мне стоит сейчас побыть одному. Поднимаюсь с места и молча выхожу из кухни.
Маруся воспринимает все по-своему… Все еще чувствует несуществующую вину.
— Алекс, послушай… Прости меня, я никогда бы не сделала ничего такого по своей воле, никогда…
— Марусь, да разве я на тебя злюсь? На себя, — выдавливаю почти по слогам.
Ловлю собственное отражение в зеркале прихожей — бледный, как покойник, осунувшийся… Меня придавила к земле ее правда.
— На себя? — шепчет непонимающе.
— Машка, мне нужно одному побыть… Так больно, если бы ты знала. Не от твоего поступка, а, потому что…
— Ладно…
— Мне столько тебе нужно сказать, но… Потом.
Она неуверенно кивает, а толкаю дверь и выхожу на воздух. Иду к большой деревянной беседке под абрикосовым деревом. Выходит, влюбленных людей можно разлучить? Превратить чужие отношения в пепел… Я наивно считал, что буду любить ее вечно. Поддерживать, заботиться, лелеять. Но пришла какая-то Яна, решившая, что я непременно должен стать ее, и все разрушила… Надавила на самое больное — верность… Предательство ведь мало кто прощает… Она знала, как заставить меня бросить Машу.
А я был готов простить… Верите, мне была даже легче думать, что Машка предала из-за денег. А сейчас, выходит, виноват я… Не разглядел аферы, отнесся поверхностно… Надо было разобраться, настоять на открытии дела, а я…
В гордости своей купался, пил обиду, как воду из горного источника, окаменел, закрылся от всего, словно и не видел ничего другого…
Зажмуриваюсь и крепко сжимаю зубы, чтобы не заорать в голос… Твари они… Настоящие суки, игравшие нами, как марионетками. Неужели Андрей Образцов мог на такое пойти? Серьезно? Исполнить каприз дочери, пойти по головам?
Подминаю голову, заслышав тихие шаги… Маруся… Все-таки вышла, не удержалась.
Раскрасневшаяся, с огромными, потемневшими от волнения глазами, она всегда заставляла мое сердце биться чаще. И сейчас мало что изменилось…
— Сашка… Дурак, ты что там себе надумал? — шепчет она, подходя ближе.
— Не могу даже обнять тебя, Марусь. Мне так стыдно… Ты должна меня ненавидеть. Презирать, плевать в меня, бить… Что угодно, но не смотреть… вот так.
— Я разве тебя осуждаю, Саш? Я бы тоже не простила предательства, никогда… Тогда ты поступил правильно.
— Ни хрена не правильно! Я должен был разобраться, Марусь… Я все сломал. Жизнь, надежды на будущее, любовь… И ни дня не был потом счастлив… Это не ты должна просить прощение, Маш…
Отворачиваюсь. Не могу на нее смотреть… Еще и это Шрамченко… Подонок, всю жизнь бегающий по поручениям Образцова. Пальцы сами собой сжимаются в кулаки… Как же я их всех ненавижу… Растоптать хочу, уничтожить. Даже глаз начинает дергаться от возмущения и ярости. Не могу все это вместить в себя, нужно время для переосмысления, много времени…
