Бывший муж. Я хочу нас вернуть - Анастасия Дмитриевна Петрова
— Юля, у тебя всё хорошо? Что случилось? Где ты?
— Мне нужна твоя помощь, — признаю́ свою слабость в этот момент, потому что он ближе ей.
Всегда был ближе. Даже если сейчас в их отношениях есть недопонимания, она потянется именно к отцу, как было всегда. И если честно, сейчас иных выходов я не вижу.
— Конечно, в чём? Деньги? Лекарства? Машина? — он судорожно перечисляет варианты, а я утираю бегущую слезу: — Юля, я ведь сейчас приеду, хоть и обещал не нарушать твоё личное пространство.
В конце Озеров даже будто угрожает, а мне именно это и нужно, правда, вслух это озвучить получается тяжелее.
— Приезжай.
Отвечаю и отбиваю звонок, поднимая глаза к небу и растирая глаза. Я как только представлю, что она может сделать что-то с собой, у меня ломается вся моя внутренняя система, выстраиваемая годами.
Стараюсь успокоиться, ведь впервые за очень долгое время у меня предвестники настоящей истерики. Я чувствую её приближение, как синоптики, глядя на карту, видят приближение урагана. Я даже и не помню, когда в последний раз плакала, но сейчас я расклеиваюсь.
Настоящий кошмар для родителя — это пережить своего ребёнка. А моя голова с того самого момента в ванной рисует ужасающие эпизоды, которые только расшатывают мою психику.
Стараюсь отвлечь себя хоть чем-нибудь и иду на кухню поставить чайник. Даже если он откажется от чая или кофе, я всё равно предложу и, возможно, даже налью, чтобы занять руки и скрыть собственный тремор.
Поглядываю на электронные часы на духовке, ожидая, когда он приедет. Я не знаю, где они живут, поэтому не представляю, сколько ему потребуется времени на уговоры своей пассии, а затем на дорогу. Однако считаю буквально каждую минуту.
Наконец, спустя, рекордные для Москвы сорок минут мне приходит сообщение, что он здесь.
Запахиваю халат потуже и иду к двери, открывая замок. Спустя минуту Саша уже появляется в проёме и с тревогой смотрит на меня. Я бы даже сказала, что он сканирует меня своими глазами.
— Что случилось? — подходит, всматриваясь в лицо.
Я убеждена, он видит то, что я на грани. Даже несмотря на долгий срок отсутствия в жизни друг друга, такие мелочи остаются. Хотя, возможно, у мужчин это работает иначе, чем у женщин.
— Карина, — шепчу я, — Она здесь…
Он кивает и хмурится ещё сильнее.
— Она что-то тебе сказала? Вы поссорились? — понимаю, что могу раздражать его своими загадками.
Но я отрицательно качаю головой и зову его в ванную. Там я, старательно удерживая самообладание, рассказываю по порядку, как было. Потом показываю тот мусор, который нашла, а он с шоком в глазах трёт лоб и после стискивает челюсти.
Садится на бортик ванной, сокрушённо и потеряно опустив руки. Я сажусь рядом, наплевав сейчас на всё. Это наша общая катастрофа. И винить мы можем только самих себя.
Ванная комната небольшая, и ощущение, что она сжимается до невозможных размеров, давит на нас стенами.
— Прости меня, Юль, — вдруг говорит Озеров: — Я… — он глубоко вдыхает, и я вижу, как дёргается его кадык: — Я допустил… должен был увидеть.
— Это не только твоя вина, — озвучиваю глухо.
Я принимаю его слова. Я никогда не умоляла его отцовства, потому что он всегда, всегда находил время для девочек. Просто в какой-то момент из-за нас самих всё кардинально поменялось.
— Нет, — он качает головой и с силой руками зачёсывает волосы назад, откидывая голову к потолку.
— Сейчас ты можешь остановить это, мне она не даётся. Как кошка, которая уже вроде бы стала взрослой, но ещё не до конца выросла из котёнка, понимаешь? — смотрю на мужчину, с искренней верой в то, что он способен повлиять.
— Да, я сделаю всё…обязательно.
Кивает он. Снова бросает взгляд на мусорное ведро и вижу, как прикрывает глаза. Такая обоюдная сейчас боль на двоих, и оттого моя собранность окончательно трещит по швам.
— Чай, кофе будешь? — прикрывая лицо волосами, встаю я, дистанцируюсь.
Соприкосновение шёлка моего халата с его рубашкой вдруг кажется слишком интимным и болезненным. Хотя момент абсолютно не подходящий.
— Кофе, если можно, — хрипит Озеров: — Два куби…
— Я помню, — уже поворачиваясь к нему спиной, я выхожу из ванной.
Дорожки слёз текут, и меня саму раздражает то, что я не в силах быть привычно сдержанной и отстранённой.
Ставлю чашки на столешницу и беру чайник. Руки трясутся, и я, наливая, отвлекаюсь стереть слёзы, что туманят взгляд, и нечаянно смахиваю рукой одну из кружек.
Она с громким звуком вдребезги разбивается об пол, куски стекла разлетаются по всей кухне. А я лишь бессильно опускаю руки и сильнее плачу от безысходности.
Это даже не равно тому, что было пять лет назад. Это жестокое, мучительное и ядовитое ощущение того, что главное, что ты должен был беречь в жизни — ты потерял.
В момент, когда рыдания становятся только сильнее, крепкие руки вдруг обнимают меня со спины. Я даже не слышала хруст разбитого стекла. Его прикосновения хоть и обжигают, но это становится последней каплей.
— Я не вынесу, если и с ней что-то случится! Даша в больнице, если ещё и Карина…
Реву я всё громче, а он одним движением поворачивает к себе лицом, прижимая сильнее и позволяя зарыться лицом в его грудь. Хватаюсь за его руки и практически скулю.
— Мы справимся. Справимся, обещаю. — слышу его глухой шёпот, а сама чувствую себя беспомощной маленькой девочкой.
Потом я буду отчаянно корить себя за этот срыв, но сейчас я очень хочу почувствовать поддержку. И пусть это будет он. Сейчас он единственный, кто сможет подать ей руку помощи, а я, обязательно помогу.
— Юль, позволь мне остаться сегодня здесь…
Глава 31
Саша
— Ну представляешь, — вдруг с ядом выплевывает она, — Чтобы не хотеть детей, нужно не только в мыслях витать, но и за членом следить, Саш. И что ты предлагаешь?
Ее рычание разносится по всей квартире, я устало смотрю на женщину, пытаясь понять, для чего я вообще все это продолжаю. В своей же голове точку я давно поставил, просто еще не оповестил об этом. А теперь боюсь, что жизни
