Внутри - Катрин Корр

— У меня есть только три настоящих друга: двоих ты знаешь, третий живет в Нью-Йорке. Подруг у меня нет. Только знакомые. Адель, я не собираюсь ругать и наказывать каждого, кто много лет назад проявил к тебе неуважение и жестокость. Ты была маленькой, остальные — бестолковыми подростками. Некоторые ими и остались. Меня задевает тот факт, что я ничерта об этом не знал. Я не знал, что тебя винили в том, что я не хочу возвращаться сюда.

— А разве это не так? — спрашиваю, осмелившись взглянуть в его глаза. Господи, я задала вопрос, который не давал мне покоя долгие годы!

Аверьян громко выдыхает носом. Продолжая смотреть на меня, он подается вперед и ставит локти на стол. Ему без труда удается внушить опасение, а ещё напомнить о том странном чувстве, что я испытала в клубе, когда его рука застыла в воздухе рядом с моим лицом… Млею. В животе вновь пробуждается волнение, неизвестность похожа на густой туман, куда мне боязно, но очень хочется войти.

Привлекательный. Пугающий, но привлекательный.

— Нет, Адель. Ни ты, ни кто-либо другой не был этому причиной. Я просто остался там, где мне было хорошо. Я работал, развивался, совершенствовался и путешествовал по миру. Если нужна причина, то вот она — я просто жил в свое удовольствие и учился любимому делу у лучших.

Он не лжет. Конечно, я не так хорошо его знаю, и всё же его взгляд ясный и открытый, в нем нет и слабой тени недосказанности.

Неосознанно приоткрываю губы и медленно выдыхаю, ощущая приятную легкость в плечах. Черные глаза напротив, как и вчера, как и день назад, нежно и волнующе опускаются на мои губы и замирают на слишком продолжительное мгновение. Мне кажется, что воздух вокруг нас становится колючим. Нет, плотным. Очень теплым.

Почти горячим!

Что там спрашивала Вероника про мои чувства? Сомкнув губы, с трудом сглатываю, а в ушах отдаленным эхом проносится её голос:

«Вы подружитесь! У меня прекрасный сын и замечательная дочь».

«Семья», — подключается голос Кирилла.

Сознание напоминает мне о необходимости развеять туман в голове. Немедленно. Мы же семья. По крайней мере, так считают все вокруг. И я бы решила, что Аверьян думает о том же, резво принимая прежнее положение и нетерпеливо срывая с шоколадной конфеты шелестящую обертку, но ведь он точно не слышит этот странный треск в воздухе. Не ощущает эти волнующие вибрации, похожие на волны… Не чувствует то, что может противоречить братско-сестринским отношениям между нами, которые установили родители.

Брат и сестра.

Старший брат и его младшая сестра.

Вот он — бред бредовый.

— Ничего страшного не происходило, — отвечаю с запозданием и ставлю кружку ближе к себе. — Шептались за спиной, иногда выжидали, когда я останусь одна, и в подробностях рассказывали о том, что меня ждет, если ты никогда не вернешься или вернешься. И в том, и в другом случае мне не повезет.

— Тебе причиняли физическую боль?

— Разумеется, нет! Правда, один раз я упала в это озеро на свой день рождения. Тогда сентябрь был очень холодным, а вода ледяной.

— И как это вышло? Тоже из-за собственной неуклюжести и неосторожности?

— Вообще-то нет. Тут меня действительно столкнули с причала.

— Кто?

— Аверьян, это было давно.

— Давно не давно, но мне погано на душе, ведь я не смог оградить маленькую тебя от этой безжалостной стаи акул! Черт, да я даже предположить не мог, что такое возможно!

Маленькую меня?

«У старших братьев это в крови: демонстрировать свой суровый характер и превращаться в питбуля, когда какие-то парни проявляют интерес к их сестрам», — слышу я звонкий голосок Дарины.

Досадно. Почему это звучит так неприятно? Почему у меня такое чувство, будто Аверьян считает меня десятилетней девочкой с двумя хвостиками по бокам и с красным лаком на искусанных ногтях? И вообще, почему ему может быть погано на душе, если он меня ненавидит?

Постой, постой, что?

Хвостики по бокам? Красный лак на маленьких детских ногтях с покусанными и неровными краями?

Я никогда в жизни не делала такую прическу. И ногти никогда не грызла. Но почему-то сейчас эта картинка так ярко промелькнула перед глазами…

— Могу лишь пообещать, что впредь ничего подобного не случится, — возвращает мои мысли в реальность мужской голос. — Как бы смешно сейчас это ни звучало.

Проклятое дежавю. В последнее время это паршивое чувство настигает меня в самый неожиданный момент. Может, я все эти годы только и желала узнать о том, что не я, не мое появление, не мое присутствие повлияло на решение Аверьяна остаться в Америке! И когда это наконец случается, сознание решает подкинуть мне непрошеный сюрприз в виде несвязных между собой кусочков пазлов, которые я ненавижу собирать. Что в голове, что наяву, собственными руками.

— Адель? — обращается ко мне Аверьян. — Всё в порядке?

Тряхнув головой, тянусь за конфетой.

— Спасибо, конечно, но в этом нет необходимости. Ни от каких акул меня ограждать не нужно.

— Даже от той, что разбила твою машину и лицо?

«У старших братьев это в крови».

— Ты всегда такой упрямый?

— Скорее, настойчивый.

— Пока я вижу только упрямство и вредность.

— А я вижу одиночество. — Рука с конфетой так и застывает в воздухе возле моего приоткрытого рта. — И я думаю, что оно намного глубже, чем кажется.

Заставляю себя откусить половину.

— И давно ты считаешь себя лишней в этой семье?

Безвкусная субстанция, а не конфета.

— Сегодня ты сказала, что «прекрасно понимаешь, твое присутствие здесь неуместно», — продолжает говорить Аверьян. — Из-за меня? Считаешь, раз я приехал и живу в этом доме, то ты теперь не нужна? Я хочу знать о том, что прошло мимо меня. О том, чего не знают родители. И не узнают, даю тебе слово. Расскажи мне.

Наступает тишина, нарушаемая лишь стрекотом сверчков в траве. Идеальный момент, чтобы сердцу разогнаться от волнения, дыханию сбиться от подступающего ужаса, а сознанию прокричать: «Не доверяй ему!». Но всё во мне тихо. Всё спокойно и безмолвно, как озеро, погрузившееся в крепкий сон.

— Я не знаю, что рассказать. Правда… Твои родители многое сделали для меня. Повзрослев, я поняла, что выиграла в лотерею. Мне не пришлось жить в детском доме или перемещаться из одной семьи в другую.

— Но? — настаивает Аверьян.

— Но я всегда знала, что есть ты — настоящий и родной сын. Родители много и часто о тебе говорили. Я знала, когда ты вернешься домой, мне будет лучше держаться в стороне, чтобы позволить вам насмотреться, наговориться друг с другом. Собственно,