Внутри - Катрин Корр
— Психологический прием, который позволяет очень быстро остановить стремительно разыгрывающуюся тревогу. Когда Адель была маленькой, мы это часто проделывали, но по мере взросления всё реже и реже.
— Гипноз какой-то, что ли?
— Не совсем. В детстве Адель часто погружалась в тревожные состояния, и чтобы избавить её от них, психолог посоветовала переключать её внимание с помощью вопросов. Простые, но связанные друг с другом одной темой. Хватает трех-четырех, чтобы перезагрузить нервную систему.
— Ты серьезно? — смотрю на нее, с трудом сдерживая смех. — Хочешь сказать, что я оказываю какое-то негативное воздействие на её нервную систему?
— Как я уже сказала, Адель с детства считает себя лишней, — совершенно серьезно говорит мама. — Не хочу углубляться в эту… достаточно неприятную тему, но я считаю, что эта мысль вновь проснулась в её голове, когда она узнала о твоем возвращении. И стаканчик с кофе, как и вино, она опрокинула на себя нарочно. Она знает, как мы с папой ждали тебя, как радовались твоему приезду, и, наверное, ей не хотелось мешать нам… В общем, такие дела.
Зачем я слушаю всё это?
Зачем мне столько знать о ней?
Пф. Ещё и больше половины банки рассола выпил, который через несколько минут вылезет обратно.
«Они вели себя с ней просто по-ублюдски, когда рядом не было ваших родителей. Да что уж там: Вероника с Кириллом до сих пор не знают, сколько всего пришлось вынести их дочери, пока все вокруг пили, развлекались и вели непринужденные беседы! Её нежелание признавать в тебе брата оправданно. Ты знал, что все эти люди, а в особенности твои подружки, считали виноватой именно её в том, что ты не хотел больше приезжать сюда. Из-за этого ей приходилось молча стряхивать с себя всё то дерьмо, которым её поливали», — отчеканивает каждое слово голос Дарины.
Тошнит. В ближайшем будущем никакого алкоголя.
— Про стаканчик с кофе ничего не знаю, — говорю, спешно отодвинув стул. — Но вино на нее выплеснул я. Случайно! — поднимаю вверх ладони. — Так что она, наверное, просто захотела проснуться в постели со своим парнем, а не… Всего хорошего, мам! — кричу, спеша в туалет.
6
Зоя. Моя спасительница. Сколько раз она вот так заботилась обо мне, принося спасительный куриный бульон и минеральную воду в мою комнату?
— Как в старые и добрые времена, — озвучивает она мои мысли, поставив деревянный поднос на прикроватную тумбочку. — Ничего не изменилось. Разве что теперь у тебя большие разрисованные руки, как у какого-то байкера.
— Не люблю мотоциклы, — бормочу, перевернувшись на спину. — Я не понял, тебе не нравятся мои руки?
Стукнув меня по пятке, Зоя подходит к двум чемоданам, которые я ещё не разобрал.
— У тебя же вся одежда помнется!
— И ладно. — Сажусь на постели и ставлю поднос на ноги. — Возьму утюг и поглажу.
— Если бы позволил, я бы уже давно со всем разделалась!
— Нет, нет! Я всё сделаю сам.
— Когда? В следующем году? — Зоя ставит руки в боки и смотрит на меня с опасным прищуром. — Или ты не собираешься разбирать вещи, потому что их всё равно скоро собирать?
— Когда бы я успел сделать это? И не включай маму, — говорю и пробую бульон. — Божественно.
— Конечно, божественно! Я ведь приготовила. А что с мамой? Ты хоть представляешь, как она скучала по тебе? Как все мы скучали!
— Я скучал не меньше.
— Тогда почему тебя так долго не было? Что ты забыл в этой своей безнравственной Америке? — спрашивает Зоя с откровенным пренебрежением.
Добрая и забавная пампушка. Она совсем не изменилась с тех пор, когда я последний раз просыпался в этом доме.
— Жизнь закрутила, — отвечаю, быстро орудуя ложкой. — Одно знакомство привело к другому, возникли идеи, которым не было конца, и вот миновало четырнадцать лет. Такой ответ тебя устроит?
Поджав губки-бантики, Зоя неопределенно качает головой.
— Да и вам тут некогда было скучать, — говорю, наклонив к себе тарелку. — Своих забот было достаточно.
— Это каких же? Тебя-то, проказник, не было, чтобы заботы эти подбрасывать!
Поднимаю тарелку и заливаю в себя остатки бульона.
— У вас была Адель, — отвечаю, наблюдая за Зоей.
Взгляд моей самой преданной и любящей подруги меняется. За считанные секунды радость в нем сменяется доброй грустью и обратно.
— Тебе она нравится, — комментирую, наливая газировку в стакан. — Нянчилась с ней так же, как и со мной?
— Ну вот ещё! В отличие от тебя, Адель всегда вела себя как подобает умной и воспитанной девушке. Мне не приходилось скрывать от ваших родителей её регулярные ночные вылазки к друзьям и возвращение под утро в пьяном состоянии, потому что их не было вовсе! И она не приводила сюда кучу парней, как это делал ты.
— Я кучу парней не приводил! — смотрю на нее с деланным осуждением. — Что за гадости, Зоя?
— Я имела в виду, что Адель слишком разборчива в этом плане. А вот ты тащил сюда всякий сброд в коротких юбках!
Прыскаю со смеху, да так, что газировка умудряется вылететь из носа.
— Сколько всего хорошего ты помнишь обо мне, — говорю, вытирая лицо салфеткой. — Прям за душу берет.
Зоя что-то бормочет и достает из кармана светлого фартука свой телефон. Надев очки, она смотрит на экран и отвечает на звонок.
— Да, Вадим? Ага. Поняла. Минутку. Аверьян, к тебе Богдан приехал.
— Пусть подождет меня внизу. Я переоденусь и спущусь.
— Я сейчас его встречу, Вадим. Пусть заезжает. — Сняв очки и спрятав телефон обратно в карман, Зоя спрашивает: — Почему не предупредил, что к тебе приедет друг?
— Так я и сам не знал. — Беру телефон с тумбы. Пропущенных звонков и сообщений от друга нет. — И он ничего не сказал. Наверное, — усмехаюсь, сползая с постели, — не ко мне он и приехал.
— А к кому же?
— К вашей умной и воспитанной девушке, — отвечаю, изобразив улыбку. — Слушай, а твой божественный бульон ещё остался?
— Пф! Целая кастрюля! Хочешь ещё?
— Очень хочу.
⁂
Зоя сообщает, что Богдан ждет меня у бассейна. Забираю поднос с бульоном и двумя стаканами ледяной газировки с дольками лайма и иду к зоне отдыха под большим навесом из деревянных реек, на которых, как воздушные шары, висят разноцветные фонарики.
Богдан сидит на длинном диване из темного ротанга, положив ногу на ногу и задумчиво поглаживая квадратный подбородок. Последний раз мы встречались полгода назад, и он выглядел иначе. Он был в точности таким, как раньше: легкий на подъем, душа любой компании и наглый сердцеед. А теперь же он вроде