Поглощенные туманом - Нана Рай

Ника застывает, словно глиняная статуэтка. Яблоко больше не лезет в горло, и рука обессиленно опускает его на стол. Люса молчит. Она не попыталась прикрикнуть на внучку, нет. Женщина ведет себя так, будто согласна с Мими, хотя и не произносит этого вслух.

– Что случилось? – выдавливает Ника.

Аппетит растворяется по щелчку пальцев. Обычно на кухне она могла найти скромное прибежище и на мгновение ощутить себя дома, но не сейчас. В эту минуту бабочка находит свою смерть, и становится невыносимо холодно.

– Ника, детка, я знаю, ты не виновата, – мягко начинает Люса. Она присаживается рядом с ней и ласково гладит по спине. Ореховые глаза странно блестят. – Это Стефано, негодник, напортачил, а под удар попала ты, ему‑то не привыкать.

– Не обращайтесь со мной как с маленькой, – цедит Ника. Необоснованная злость вспыхивает в ней. Фитиль разгорается, и начинается пожар. – Мне уже надоели вечные недомолвки, оскорбления от Мими, не хватало еще вашей жалости.

Люса с тихим вздохом кладет перед Никой газету. От нее пахнет свежей типографской краской. Название режет глаза. «Либерта».

Еще не читая статьи, Ника знает автора. Затем взгляд падает на фотографии, которые разместили на первой полосе. Справа – снимок, где Ника бежит от Стефано, слева – их поцелуй на берегу моря.

Читать не хочется, но Ника пересиливает себя и заставляет проглотить черные буквы, наполненные ложью и презрением. К горлу подкатывает изжога, живот скручивает от боли.

Ника делает глубокий вдох и выбегает из кухни. В висках барабанная дробь.

А перед глазами скачут фразы из статьи:

«Граф нашел новую игрушку. Итальянский Потрошитель среди нас. Любовь, а затем смерть на берегу моря? Какие отношения связывают сеньора Росси и его девушку – иностранку? И когда ждать следующее убийство?»

Ника едва добирается до спальни Стефано. Она должна с ним поговорить. Наверняка он уже знает, а значит… Она замирает перед самой дверью. Значит, что? Почему она так боится его реакции? Боится, что он пожалеет об их поцелуе?

Она дышит тяжело и болезненно, но сквозь затуманенный разум до нее долетают гневные голоса из комнаты мужчины.

– Не понимаю, почему ты злишься, Паола? – Стефано говорит мягко и почти равнодушно. – Такое чувство, что это первая статья в газете про меня. Хотя Потрошителем и правда впервые называют, – наконец в голосе прорываются знакомые нотки раздражения.

– Злюсь? Я абсолютно спокойна, – с тихой дрожью произносит Паола. – Плевать на статью и что там пишет этот журналист, меня беспокоит ваш поцелуй с Никой. Кажется, ты изначально не одобрял мою идею, поэтому я хочу знать, что все это значит?! – К концу фразы она почти визжит.

Ника отшатывается от двери, но не уходит.

– Даже не знаю, как ответить на твой вопрос. Поцелуй – это поцелуй.

Раздается женский смех. Но смеется не Паола. Ника узнает голос Джианны. Значит, вся семья в сборе.

– Паола, ты зря переживаешь. Ну, поцеловался мальчик, с кем не бывает. Тем более с нашим красавцем. Любая девушка от него без ума, что взять с русской? Главное, чтобы он не вздумал жениться, верно, Стефано? У вас же не серьезные отношения?

– Конечно нет. – Ника слышит иронию в его голосе и зажимает ладонью глаза. Но противные слезы не слушаются.

– Паола, ты слишком бледная. – Джианна смягчает тон. – Родная, знаю, ты не отказалась бы от свадьбы, но поверь, мы найдем другой выход. Ты же не хочешь, чтобы твой брат связал жизнь с простолюдинкой? А если бы все вышло, как ты говорила, то… это слишком бессердечно. Надо верить, что она сможет…

– Бессердечно?! – взвизгивает Паола. – Значит, какая‑то простолюдинка для вас дороже, чем я?

– Не говори ерунды, – отрезает Стефано. – Ты и Джианна – моя семья. И никакие простолюдинки, как ты выразилась, никогда не станут главнее.

Она расслабляет пальцы, и скомканная газета падает на лестницу.

Ника опустошена. Слезы больше не рвутся наружу. Все теряет значение. Ника действительно простолюдинка. Она – никто. Фотограф, который должен доделать работу и уехать. Глупо было надеяться на большее.

Она едва доходит до спальни и там запирается на ключ. Надо заняться проявкой фотографий. Надо заняться работой. Но как, если сердце только что вынули из груди и выбросили в мусорное ведро? Италия вновь причинила ей невыносимую боль, а Ника отчаянно и безответно продолжает ее любить.

Глава 19. Винтовая смерть

Красный свет фонаря успокаивает. Наедине с фотографиями Ника может не притворяться. Рубашка отца слабо заменяет объятия и давно потеряла его запах. Теперь она пахнет чистотой – стиральным порошком и ополаскивателем с ароматом лаванды. Но, если постараться, Ника может вообразить, что слышит едва уловимые нотки дешевого одеколона, которым пользовался отец. Если постараться…

Ника опускает в кювет с проявителем фотографию и смотрит, как на бумаге проступают знакомые очертания. Мужской силуэт получается слегка смазанным, словно он пришел из иного мира. Но все же узнаваемым.

Ника и не думала, когда фотографировала лестницу, что удастся запечатлеть Стефано. На его лице навсегда замерло легкое удивление.

Она снова прокручивает в голове разговор графа и сестер. Он кажется непонятным, искусственным, но последние слова Стефано звучат реальнее всех. И этим ранят сильнее.

Ника бросает фотографию в воду и подходит к зеркалу. Чем дольше она всматривается в отражение, тем сильнее кажется, что это не она, а кто‑то другой, кто знает ее намного лучше.

– Глупая, наивная простушка. Думала, что итальянский граф, миллиардер, на самом деле влюбится в тебя? Что в тебе особенного, кроме шрамов, которые ты прячешь под одеждой? Ни‑че‑го, – чеканит Ника сама себе. – Ты приехала в Италию, чтобы заработать денег, и не оправдывайся, будто хочешь побороть страхи. Твой главный страх – жизнь. Поэтому ты ищешь призраков, ползаешь по кладбищам и брошенным особнякам. Надеешься, что однажды тебя заберут… и ты вернешься в детство, а отец обнимет тебя по‑настоящему.

Ника закрывает слезящиеся глаза и обнимает себя за плечи. Сердце сжимается от тоски. Выговор самой себе прозвучал жутко, но зато отрезвил. Она возвращается к фотографии, достает из кюветы и вешает на веревку.

– И почему ты такой красивый?

Ника тяжело вздыхает.

Один поцелуй, и голова с плеч. Так нельзя, Ника. Соберись!

Снова бросает взгляд на снимок и застывает. Не может пошевелиться, не может