Гнев изгнанника (ЛП) - Джей Монти

Атлас был прав.

Если я не буду осторожна, это обернется против меня. И когда это произойдет, это будет не небольшой взрыв. Это будет полная детонация, осколки которой пронзят мою семью, как оружие предательства.

Никто не выйдет из этого целым и невредимым.

И почему? Из-за этого магнетического притяжения, которое уже стоило мне больше, чем я могу дать?

Это безрассудно. Даже глупо. Но… разве я не могу это иметь? Эту единственную, тайную радость? Я заслуживаю этого, правда? Даже если это сопровождается ярлыком Синклера?

Я уже проходила по этому пути – жертвовала ради людей, которые мне дороги.

Я отказалась от мечт, доверия, собственного счастья – всего, чтобы защитить их.

Но когда я смотрю на букву «Э» в конце его сообщения, я вспоминаю стихотворение, спрятанное в ящике комода. Мальчик из комнаты 13 выбрался. Добрался до меня.

Я не хочу, чтобы Джуд стал еще одной вещью, от которой я должна буду отказаться; еще одной жертвой в войне, которую я никогда не хотела вести.

В Пондероза Спрингс говорят, что это неправильно. Что наши имена не должны быть вместе, что мы обречены нести на себе наследие беспорядков, обмана и ненависти. Они настаивают, что это будет ошибкой, повторением истории, запечатлевшейся в шрамах наших семей.

Но как это может быть ошибкой, если мне не нужно принимать душ после того, как он прикасается ко мне? Как это может быть неправильно, если единственное время, когда я чувствую себя собой, – это когда я с Джудом?

Глава 27

Луна

Фи

Знаете, что сложнее, чем залезть на балкон?

Сдержаться и не стать чертовой извращенкой, подглядывая за Джудом, пока он принимает душ.

В тот момент, когда мои ноги коснулись пола его спальни, до моих ушей донесся звук льющейся воды, манящий своим успокаивающим ритмом. Я сказала себе, что подожду на балконе, что проявлю уважение, порядочность, буду нормальным человеком.

Но…

Взглянуть одним глазком ведь никому не повредит, правда?

Только разочек посмотрю и уйду.

Ничего страшного, ничего плохого.

Эта мантра крутится в моей голове, пока я приближаюсь к приоткрытой двери ванной. Пар вырывается наружу, как мягкая, манящая завеса, окутывая меня и наполняя воздух его опьяняющим запахом.

Глупое, глупое любопытство.

Однажды оно меня погубит, может, даже сегодня, потому что в тот момент, когда Джуд попадает в поле моего зрения, у меня перехватывает дыхание.

Вода стекает по его телу, блестя на коже, как жидкое стекло. Каждая капля скользит по контурам его мышц, собираясь на талии, и я понимаю, что к черту последствия – я не сдвинусь с места.

Капли стекают по его закрытым глазам, его челюсть напрягается, когда горячая вода бьет по его спине. Каждая резкая линия его тела освещена мягким светом ванной, и он выглядит настолько потрясающе, что даже больно смотреть на него слишком долго.

Джуд Синклер не просто привлекателен. Он магнетичен. Сила, которая притягивает тебя – не потому, что он ищет внимания, а потому, что ты совершенно не можешь сопротивляться.

Он как луна.

Безмолвный, далекий, но который невозможно игнорировать. Ты не просто видишь его – ты чувствуешь его, как притяжение прилива. В нем есть притягательность, неоспоримое очарование, которое втягивает меня без разрешения; тихая сила, от которой трудно отвести взгляд.

Он полностью погружен в свой мир, и я заворожена каждым его движением, когда он проводит рукой по влажным волосам, с которых стекает вода, подчеркивая оттенки блеклого золота в прядях.

Джуд именно такой.

Драгоценный металл, оставленный на произвол судьбы, скрытый под слоями истории, которая даже не его. Он – желанное, выцветшее золото, и я хочу его. Я хочу открыть для себя все, что Пондероза Спрингс похоронила в нем.

Я впиваюсь зубами в нижнюю губу, наблюдая, как напрягаются его мышцы, когда он тянется за мылом, и татуировки скользят по его коже при каждом легком движении. Я слежу за молнией, которая простирается по его груди, опускаясь низко в V-образную впадину.

Когда он поворачивается к душевой лейке, прижимая ладонь к прохладному мрамору, у меня перехватывает дыхание. Я думала, что увижу еще больше татуировок, но на глаза попадается только одна – строка смелых слов, растянувшаяся от лопатки до лопатки: Noli Timere10.

Моя грудь сжимается от боли при виде страшного шрама, на котором набиты эти слова. Грубая полоса на верхней части спины, частично скрытая искусным рисунком, но бледная, вздувшаяся кожа все еще видна.

Невыносимое желание прикоснуться к ней пронзило все мое тело, пальцы задрожали, и я тихонько приоткрыла дверь. Мои босые ноги скользнули по теплому полу, и я оказалась у стеклянной двери.

Джуд видел меня всю. Каждую часть, которую я скрывала от света, и мое бесконечное любопытство хотело увидеть его.

Джуд помогает мне нести этот груз, и я даже не подозревала, что нуждаюсь в этой помощи.

Я хочу сделать то же самое и для него. Хочу, чтобы это был мир, в котором он тоже может свободно существовать, и я знаю, что есть вещи, которые он скрывает. Он счастливо сливается с тенями, довольный тем, что страдает в одиночестве, привыкший держать все в себе.

Он видит солнце, когда оно холодное и далекое.

А я хочу исследовать темную сторону луны.

Я чувствую себя вуайеристкой11, как будто Джуд – живое произведение искусства, запертое в стеклянной коробке, которым я могу только любоваться издалека.

НЕ. ТРОГАТЬ.

Написано большими, жирными, неприятными буквами прямо на стекле его витрины.

Только я никогда не умела придерживаться правил.

Не снимая одежды, я открываю дверь душа, позволяя клубам пара вырваться наружу, прежде чем закрыть ее. Не уверена, просто ли он решил игнорировать меня или я гораздо лучше умею молчать, чем думала, но он не поворачивается, пока мои пальцы не скользят по выпуклой коже его шрама.

Я чувствую это на долю секунды, прежде чем Джуд хватает меня и поворачивает так, что я прижимаюсь к стене прямо под струей воды. Она мочит мою одежду, теплая вода стекает по мне, а он наклоняется к моему лицу.

— Что ты, черт возьми, делаешь?

Его тон в сочетании с бурей в его темно-синих глазах, вызывает сильный холод, пронизывающий мое тело, когда он смотрит на меня.

— Я просто, я хотела… — я кусаю внутреннюю сторону щеки, не чувствуя своей обычной смелости. — Что с тобой случилось, Джуд?

Мышцы его челюсти напрягаются, когда он наклоняет голову:

— В какой именно раз?

Я морщу брови, руки дергаются по бокам, прежде чем я решаюсь прикоснуться к нему. Я протягиваю ладони, прижимаю их к его груди и глажу по ней.

— Во все.

— Папа любил накуриваться. Любил погружаться в прошлое, и я стал его злодеем. Каждую каплю своей боли он вымещал на мне, — его челюсть сжимается, ноздри раздуваются. — Впервые он назвал меня именем твоего отца, когда разбил бутылку Ketel One об мою спину.

Я вздрогнула, как будто он ударил меня.

Я не знала Истона Синклера.

Не лично.

Думаю, я видела его всего четыре раза в жизни – если не меньше – случайно в городе, когда гуляла с друзьями или семьей. Каждый раз он был тенью, мелькающей на краю моего зрения; фигурой, размытой расстоянием и шепотом.

Человеком, запомнившемся в шепотах Пондероза Спрингс, но при этом остававшимся для меня чужим.

Я не знала его.

Но я его ненавидела.

— Знаешь, о чем я думал, пока доктор накладывал мне швы? — рычит он, и вода капает с его губ, когда он говорит. — Кто такой Рук и что он сделал моему отцу, что тот так сильно меня ненавидел?

— Джуд, я…

— А потом я приехал сюда, — перебивает он меня, излучая волны гнева и боли. — И понял, что проблема никогда не была в Ван Доренах. Меня заставили ненавидеть эту семью, потому что Истон Синклер был несчастным, убогим человеком, а я не мог его ненавидеть. Поэтому я возненавидел тебя.