Гнев изгнанника (ЛП) - Джей Монти

Я никогда не смогу ему это рассказать, потому что правда уничтожит моего отца, а я не хочу быть причиной гибели главы нашей семьи.

Он должен быть сильным, чтобы направлять Рейна и заботиться об Андромеде. У них еще есть надежда. Поэтому вместо того, чтобы сорвать дверь с петель и броситься вниз по лестнице, чтобы извиниться и найти утешение в объятиях отца, как я отчаянно хотела это сделать в течение многих лет, я поступаю наоборот.

Поворачиваю замок на двери.

Глава 2

Изгнанник

Джуд

29 июля

Я ненавижу ездить через Спрингс.

Здесь тяжело нести бремя моей фамилии, и в этой дыре любят обвинять людей в преступлениях, которые они не совершали.

Или, в моем случае, в преступлениях, свидетелем которых я даже не был.

В Пондероза Спрингс любимое занятие – заставлять меня расплачиваться за то, чего я не делал.

— Я думал, мы выгнали последнего члена твоей семьи четыре года назад. А теперь, когда твой папочка наконец-то умер, ты решил уехать из Уэст Тринити Фолс и вернуться сюда? — шериф Джейкобс помахал перед моим лицом тонким листочком бумаги, а затем с силой ударил им меня по груди. — Не в мою смену.

Поверь мне, чувак. Я тоже не хочу здесь быть.

Я сжимаю челюсть и на секунду отвожу взгляд. Вырываю штраф из его толстых пальцев, встав ногами по обе стороны мотоцикла, и сую его в задний карман.

— Отвечай, когда я с тобой разговариваю, мальчик, — презрительно говорит он, и его седые усы дергаются, а маленькие глазки сужаются.

— Вы что-то спросили, шериф? — мой голос пропитан сарказмом, когда я беру с колен матово-черный шлем.

— Не лучше своего больного гребаного отца, такой же острый на язык, — резко отвечает он. — Убирайся из Пондероза Спрингс, черт возьми, и сделай нам всем одолжение – не тащи эту фамилию Синклеров к нам обратно.

Моя фамилия звучит как кислота на его языке, он выплевывает ее, как будто она обжигает ему рот. Я не в первый раз слышу подобные высказывания от местных. И не последний. Таких, как он, здесь полно.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы это понять.

Почему мои немногие друзья с детской площадки никогда не приходили ко мне домой, почему люди смотрели на меня и моего отца и переходили на другую сторону улицы, чтобы не пересекаться с нами. Почему их перешептывания о моей семье превратились в постоянный гул в моих ушах.

Все стало совершенно очевидно, когда мне исполнилось четырнадцать и мы были вынуждены переехать в соседний город после того, как меня арестовали за поджог, которого я не совершал.

Послание было ясным и четким.

Синклеры не были желанными гостями в Пондероза Спрингс.

И часть меня понимала, почему все они нас ненавидели.

Быстрый поиск в Google в средней школе рассказал мне все, что мне нужно было знать. Мой псевдодедушка, который даже не был мне родственником, был арестован за организацию одной из крупнейших сетей сексуальной торговли на Западном побережье за несколько лет до моего рождения, но сумел сбежать из тюрьмы и исчезнуть.

Это событие стало новостью на национальном и мировом уровне. Все знали о Пондероза Спрингс и всех его грязных секретах.

Но никому не было дела до того, что я был невиновен. Не после того, как новости на протяжении многих лет так успешно очернили всех с фамилией Синклер. В их глазах я был таким же виновным, как и все остальные.

Мне никогда не давали шанса доказать, что все ошибаются. Они никогда не видели во мне ничего, кроме фамилии моей семьи. Джуд не существовал, был только Синклер.

— Джейкобс, это всегда такое удовольствие, — я вынуждаю себя улыбнуться, не желая доставлять этому козлу удовольствие своей реакцией.

Я натягиваю шлем, чтобы скрыть сжатые челюсти, и поворачиваю ключ. Мотоцикл подо мной загудел, отдаваясь вибрацией в моих бедрах, как будто умоляет надавить на газ.

— Закон теперь тебя не спасет. В следующий раз, когда поймаю, запру тебя в тюремной камере и выброшу ключ.

Я резко опускаю черный козырек на глаза, не в силах сдержать свой колкий ответ.

— Удачи.

Моя рука сжимает ручку газа, и, не дожидаясь, пока он уберется с дороги, я отпускаю сцепление и вырываюсь с обочины на дорогу.

И, потому что могу, я слегка поворачиваюсь и показываю ему средний палец.

Я всегда был человеком немногословным и решительным.

Солнце опускается за высокие сосны, обрамляющие дорогу с обеих сторон, окрашивая небо в оранжевый цвет. На первый взгляд, в этот момент Пондероза Спрингс выглядит почти спокойным.

Но люди превращают его в гнилое дерьмо.

Ветер задирает заднюю часть моей кофты, поднимая ее над животом, когда дорога резко поворачивает. Я переключаю передачу на более низкую и резко торможу, затем наклоняюсь в повороте. Шины с визгом скользят, но не теряют сцепление с дорогой, заставляя меня улыбнуться.

До юридической конторы «Birch & Harrison Law» меньше пяти минут езды. Это обветшалое кирпичное здание на Мэйн-стрит, зажатое между очень розовым бутиком и старинной книжной лавкой.

Мой мотоцикл затихает у меня в ушах, прижавшись к бордюру, и я на мгновение наслаждаюсь спокойствием, прежде чем снять шлем. Когда мои ноги касаются тротуара, женщина, идущая по улице с маленькой дочерью, на долю секунды замирает, а затем резко притягивает ребенка к себе и ускоряет шаг.

Я презрительно фыркаю, накидываю капюшон на голову и прохожу мимо них, поднимаясь по бетонным ступенькам.

Гребаные овцы. Бегут, прячутся, с ушами, полными лжи, прямо в пасть волка, готового съесть их заживо.

Двадцать с лишним лет назад, после краха «Гало», университет «Холлоу Хайтс» потерял большую часть частного финансирования. Чтобы сохранить это историческое место, – единственное, чем славится этот дерьмовый город, – его превратили в государственный.

Это привело к наплыву новых жителей, тех, кто искал нового начала, смены обстановки или тех, кому было просто плевать на мрачную историю Спрингс.

Приезжие или местные – у них было две общие черты.

Сплетни и ненависть ко мне.

Хотелось бы мне верить, что однажды я исчезну из этого штата. Сменю имя, забуду, что когда-то существовала фамилия Синклер, и наконец-то смогу жить своей жизнью по своим правилам. Но это всего лишь мечта, а с самого первого вздоха я живу в суровой реальности.

В моем мире мечт не существуют.

Когда я открываю дверь, в лицо бьет поток ледяного воздуха, и запах старых книг ударяет мне в нос, вызывая странное чувство уюта, несмотря на все причины, по которым я здесь оказался.

Стены юридической конторы окрашены в тускло-бежевый цвет, на стойке регистрации груда бумаг и папок, под ногами простирается выцветший синий ковер, и я иду по пыльным плиткам коридора, украшенного пыльными рамками с юридическими документами и сертификатами.

В тот момент, когда я нахожу нужную дверь, загорается флуоресцентная лампа. На стене висит потертая табличка с надписью «Тейлор Берч-младший, доктор юридических наук».

Надеюсь, это займет меньше двадцати минут, чтобы я мог упасть на дерьмовый диван Окли, выкурить косяк и отрубиться, пока не припрутся остальные наркоманы.

Когда я открываю дверь, меня встречает длинноногий парень в мятом сером костюме и кривых овальных очках. Ему серьезно нужно перестать ходить по отделам одежды для стариков в магазинах.

— Мистер Синклер, — он прочищает горло. — Я так рад, что вы смогли…

— Что они, блять, здесь делают? — я закипаю, глядя на двух человек, сидящих за потрепанным столом из красного дерева.

Внутри меня бурлит не такая уж тихая ярость, закипающая под кожей. Кровь в моих венах сменилась расплавленным металлом.

Рук Ван Дорен бросает взгляд в мою сторону, светло-каштановые волосы с коротко подстриженными седыми висками, татуированные руки сжаты в кулаки. Казалось бы, ему не должны были позволить занять должность судьи с таким количеством татуировок, но когда тебе принадлежит четверть Пондероза Спрингс, тебе можно практически все.