Тетушка против - Тата Алатова
— Пруденс? — тихо спросил Рауль, входя в комнату. — Что такое, милая?
Она продолжала беспокойными пальцами гладить кружево, опустив голову и незряче глядя перед собой.
— Мой муж умер, — проговорила тихо и скорбно.
Меч в груди Рауля провернулся, причиняя новые мучения. Он зажмурился, переживая ослепительную вспышку боли, и спросил как можно мягче:
— Но ведь не сегодня?
— Прошли годы, — отрешенно подтвердила она, — и еще годы. Я потратила десятилетия, перебирая кружева, которые он мне подарил. Они пропитаны моими слезами.
— Вот эти самые кружева? — нахмурился Рауль. — Каким же образом…
И осекся, привлеченный слабым сиянием, исходящим из сундука. Как будто и правда голубовато-хрустальные слезинки сверкали над изящным плетением.
— И как же вы овдовели? — спросил настороженно.
— После тридцати лет счастливого брака Филипп просто не проснулся одним страшным утром. И моя жизнь разбилась вдребезги.
— Тридцать лет счастливого брака… — повторил он хмуро. — Пруденс, милая, а давайте закроем этот сундук.
— Не смейте, — она в испуге распахнула глаза. — Глупый мальчишка, как вам только не совестно шлендрать по моему дому в шлафроке!
— Тише, тише, вы всех перебудите, — он встал на колени по другую сторону сундука, коснулся рукой ледяной щеки. — Пруденс, вы ведь узнаете меня?
Она нахмурилась, но по крайней мере больше не повышала голос. Взирала с сомнением, прикрывала руками кружева, не позволяя к ним прикоснуться. Рауль изо всех сил не смотрел на ложбинку груди, чертова сорочка теперь сползла по-новому, решив наверняка лишить его рассудка.
— Пруденс, — снова позвал он, настойчиво пробиваясь сквозь морок, — может, теперь это вы пытаетесь увильнуть от нашего венчания? Вот и суете мне под нос какого-то Филиппа, лишь бы вывести меня из терпения. Я ведь чуть не рехнулся этим утром от ревности!
Казалось, будто молния расчертила ярким всполохом туман.
— Я не из тех женщин, кто увиливает, — яростно уведомила она.
— Ну тогда уберите руки от сундука, — негромко, но властно велел он, надеясь воспользоваться кратким возвращением настоящей хозяйки этого тела.
«Не думать о теле, не думать, не думать».
Да это же просто пытка какая-то!
И Пруденс — его верная, надежная Пруденс — послушалась. Она неохотно и явно с трудом оторвалась от кружев, отодвинулась, слезы снова полились, но Рауль поспешно захлопнул крышку, вскочил на ноги, рванул сундук на себя и вместе с ним быстро помчался к выходу, поскальзываясь в бархатных шлепанцах. Длинные полы его шлафрока путались в ногах, мешая движению, особенно вниз по лестнице.
Привидением в развевающихся белых одеждах Пруденс неотступно следовала за ним, всхлипывая и причитая, что потрясающе — шепотом:
— Мерзкий вор, как вам не стыдно обкрадывать почтенную вдову… Да вон в той пелерине я танцевала на балу у барона Жеро, знали бы вы, какую отвратительную говядину там подавали… а тот воротничок надевала каждое воскресенье к мессе… Чтобы вы ноги переломали, дьявольское отродье…
— Почтенная вдова, — ухмыльнулся Рауль, — а ругаетесь, как грузчик.
— Да мой Филипп насадил бы вас на свою шпагу, как перепелку.
— Повезло мне, выходит, что мы с ним не встретились. Пруденс, пообещайте мне, что в вас не вселится еще и этот достойный господин. Не хотелось бы сражаться с вами на дуэли. Предупреждаю сразу: я сдамся без боя.
— Слабак!
— Оскорбляйте меня потише, умоляю вас.
Входная дверь была закрыта на тяжелый засов. Не желая опускать сундук, Рауль прислонил его к стене, поддерживая коленом. Ударился, скривился, рванул задвижку.
— И что вы намерены делать с моими кружевами? Наденете их к обеду?
— Ну что вы, моя прекрасная госпожа, эта дрянь заслуживает более решительного обращения.
Засов, наконец, поддался, и Рауль вырвался в прохладный сырой сад. Полнолуние вступило в свои права — если бы не счастливая случайность, этой ночью его бы корчило от любви к Жозефине и нежелания этой любви. Самшиты изящными часовыми выстроились вдоль аллеи, с водостока капали остатки дождя, пахло прелыми опавшими листьями и влажной землей.
— Где-то тут был акведук, — он покрутил головой, соображая. — Должен быть, это же приличный сад!
— Разумеется, это приличный сад. Филипп лично нанимал садовников… за углом, в стене, бестолковый вы человечишко.
— Вот спасибо, Пруденс, — Рауль поудобнее перехватил сундук, завернул за угол и уронил свою гадкую ношу в каменную чашу под бронзовым краном, откуда поступала вода для полива. Откинул крышку, выругался, когда почтенная вдова со всхлипом попыталась снова к ним потянуться.
— Ну уж нет, — он перехватил ее за талию и переставил подальше. — И не смейте рыпаться, а то я сотворю нечто совсем бесстыдное.
— Что может быть бесстыднее вашей беготни по моему саду в таком непотребном виде!
— Тут столько всего сразу на ум приходит… И для сведения — я против вашего наряда совсем не возражаю. Будь моя воля… да как же открывается этот вентиль?
— Не трогайте вентиль, вы испортите кружево! И крутите уже сильнее…
Эта двойственность была похожа на то, как будто Пруденс время от времени выглядывает из соседней комнаты, отодвигая плечом вдову. Рауль с силой дернул проржавевший рычаг, и чистая холодная вода хлынула прямо в открытый сундук, смывая все пролитые над воротниками и манжетами слезы.
Искорки гасли одна за другой по мере того, как намокали нити.
— Черт знает что, — пожаловался Рауль, глядя на падающие струи. — Признавайтесь, Пруденс, вы всегда так увлекательно живете? До знакомства с вами я и в призраков-то не верил, а тут то бешеная Кристин, то мертвая Глэдис, то проклятый меч, то визжащие портреты, то любовные наговоры, то вот теперь вдовьи кружева. Я и не думал, что в нашем мире все это существует.
— Ваша светлость… — донеслось совсем слабое. Он быстро повернулся и увидел, что у нее зуб на зуб не попадает, такая крупная дрожь била всю Пруденс.
— В дом, — рявкнул Рауль, — быстро!
Обняв ее за плечи в попытке согреть, он поспешно повел бедняжку в тепло, то и дело поскальзываясь на влажной траве.
Внутри они, не сговариваясь, направились к комнате экономки возле лестницы, самому близкому источнику теплой одежды. Пруденс тут же содрала с узкой кровати одеяло и укуталась в него, как в плащ. Бессильно опустилась прямо на пол, прислонившись спиной к стене и блаженно застонала.
Рауль огляделся, с сожалением заметив, как много
