Тетушка против - Тата Алатова
Поэтому пришлось удовольствоваться своим собственным, довольно старым корсетом с боковой шнуровкой, который она давно наловчилась затягивать без посторонней помощи. Зато шелковое выходное платье благородного темно-синего отлива из Пор-Луара село превосходно.
Руки дрожали, когда она собирала волосы в узел. Глядя на свое отражение в маленьком тусклом зеркале, Маргарет то шепотом умоляла Пеппу простить ее, то ворчала на падающие шпильки, то застывала, не в состоянии поверить в происходящее.
Маргарет Ортанс Пруденс Робинсон выходила замуж за графа Флери — человека, с которым она знакома едва-едва месяц. И заново оценивала все, во что она верила, во что перестала и во что только собиралась поверить.
В это утро ее мысли то и дело возвращались к маме. К их крохотному домику на побережье, где гулял ветер, а за окнами шептали волны, ночи напролет — шурх-шурх-шурх. И где влюбленная молодая женщина растила дочь и месяцами ждала, когда же ее муж вернется.
Маргарет вспоминала и Пеппу — еще девочку, потерянно перебирающую своих кукол и напрасно ждущую родителей. Тогда казалось, что никогда на ее круглую мордашку не вернется улыбка. Очень хотелось утешить ребенка, но как? И перепуганная внезапной ответственностью тетушка вылила все старания во вкусную еду и удобную одежду, училась управлять шахтой, разбиралась в ведении дома, но ни разу не поговорила с племянницей по душам. Сожаления разрывали душу — ах, если бы можно было начать все заново! Она бы чаще обнимала Пеппу, а не проводила время, сражаясь за ее состояние. Но по крайней мере к своему совершеннолетию девочка пришла куда богаче, чем была прежде. Только сейчас казалось, что это невеликое утешение, деньги почему-то перестали занимать самое важное место в мире.
Прошлого не вернуть, признавала Маргарет, застегивая удобные кожаные башмаки, а сожаления дешево стоят. Вряд ли ее характер станет мягче и добрее, но ведь Рауль понимает, на ком женится? Не разочаруется же он слишком быстро? Не захочет однажды, вслед за Пеппой, свободы от безжалостной тирании?
За окном шел монотонный осенний дождь, и Маргарет пришлось достать плащ, заботливо уложенный в сундук горничными дома Бернаров. Рауль, кажется, не особенно переживал из-за черствости его Пруденс, он ловко противостоял ей своей беспечной нежностью. Насколько устойчивым выйдет это равновесие?
Глядя на темень на улице, она вынуждена была признать, что ее будущее столь же непроглядно. Не узнать заранее, будет оно солнечным или хмурым, но можно подождать, пока оно не превратится в настоящее.
Тихо открыв дверь, Маргарет приглушила свет кристалла и выскользнула в коридор. Бывали ли еще такие невесты, которые покидали свои спальни тайком, будто воришки? Если бы она выходила замуж как полагается, то с утра бы вокруг нее суетились камеристки, корсет оказался бы украшен вышивкой, а вместо скромного темного шелка она бы надела голубой бархат с золотым шитьем. На украшенные жемчужными нитями волосы легло бы кружево, а пир длился бы два дня.
Тут Маргарет невольно хмыкнула, осознав, каких хлопот она избежала. Хороша бы была новобрачная ее возраста и форм! Нет уж, лучше так, чем выставлять себя на всеобщее посмешище.
Рауль ожидал ее у черного входа, тоже облаченный в темный плащ. Он тотчас улыбнулся с деланым весельем, но она уже достаточно его изучила, чтобы заметить и напряженную морщинку между бровей, и нетерпеливость тонких пальцев, постукивающих по эфесу шпаги.
— Ну наконец-то, — приглушенно возликовал он, — уже светает, Пруденс.
— Вам померещилось, — возразила она, — еще скорее ночь, чем утро.
— Идите сюда, — не слушая, он схватил ее за руку, потянул было к двери, торопясь скорее отправиться к епископу, замешкался, быстро прижал Маргарет к себе, засмеялся в волосы, поцеловал в лоб, а потом снова рванулся наружу, снова притормозил, накинул капюшон на ее голову и потащил за собой под дождь.
Неброский темный экипаж без гербов ждал их за калиткой. Констанция Леклер подвинулась, освобождая место рядом с собой.
— Доброе утро, — сказала она невозмутимо, — вижу, вы все еще не передумали.
— Никогда, — заверил ее Рауль, отряхивая капли дождя с плеч Маргарет. Он был похож на щенка, который никак не мог сохранять неподвижность. А она, наоборот, становилась все более скупой на слова или движения, превращаясь в молчаливую статую.
— Спасибо, — Маргарет едва нашла в себе силы обратиться к Констанции, — что приехала.
— В моем положении нет другого способа оказаться в центре любовной заварушки, — усмехнулась та. — Дорогая моя, да на тебе же лица нет! Замужем не так уж и страшно, уверяю тебя. Просто следи за тем, чтобы супруг вовремя получал завтрак и не пропускал ужинов, а в остальном он сам о себе позаботится.
— Пруденс ничего не боится, — заверил ее Рауль и продолжил с отчаянной светскостью: — Удивительно лиричная сегодня погода, не так ли? Дождь на свадьбу — это к счастью!
— Льет как из ведра, — согласилась Констанция.
Маргарет отодвинула занавески, чтобы взглянуть на начинающее сереть низкое небо. Арлан еще спал, улицы были пустынны и тихи, шум дождя заглушал стук копыт по мокрой мостовой.
Ехать было недалеко, и совсем скоро экипаж остановился на скромной улочке за собором. Возле небольшой калитки в каменной стене их ждала невысокая фигура, закутанная в плащ.
— Сюда, господа, — размахивая кристаллом света, тихо позвала фигура сухим старческим голосом и тут же заторопилась с новостями: — Нашего-то едва добудился. Он все заверял меня, что ваша светлость в жизни не явится в такую рань, а значит, и ему можно поспать часок-другой…
Они прошли через заросший лавром внутренний дворик и оказались в небольшой домашней часовне с выбеленными каменными стенами и высокими стрельчатыми окнами.
Фигура сбросила накидку и оказалась старичком-слугой в потрепанном, но чистом камзоле. Маргарет ощутила на себе быстрый любопытный взгляд, оцепенение нарастало, и она просто стояла неподвижно, пока Рауль снимал с нее плащ.
— Мартен, но вы же смогли поднять его преосвященство с постели? — беспокойно спросил он.
— А то как же, — старичок проворно забрал у них мокрые плащи и аккуратно развесил их на крючках в стене. — Облачается и зевает, зевает и облачается. Ох, тяжела она, наша служба… но не тяжелее вашей, полковник, — тут же подобострастно добавил он.
В часовню ступил прямой как палка мужчина лет пятидесяти в темном сюртуке, худое лицо выражало усталую скуку. Он оглядел притихшую компанию, коротко склонил голову, здороваясь.
— Ваша любезность, граф, — произнес с насмешливой вежливостью, неприятной и колкой, — не знает границ.
— Острый приступ матримониальности, — донеслось от алтаря. — Простите нашего пылкого друга, Арман, но ведь и
