Тетушка против - Тата Алатова
— После завтрака, — дождавшись паузы, уведомил всех Рауль, — мы отправимся с Пруденс по делам.
Она только коротко взглянула на него, но не стала спрашивать по каким, а молча уставилась в свою тарелку. Зато Жанна не осталась в стороне:
— Если ты намерен на потеху всему городу вывезти нашу экономку на прогулку…
— Нет, не собираюсь, — коротко ответил он.
— Или еще каким-то образом выставить нас на посмешище…
— Не сегодня.
— Но братец, — сказала Соланж, — у Пруденс множество дел наверху.
— Подождут до завтра.
За столом воцарилась странная тишина. Кажется, он говорил с ними слишком грубо, и теперь сестры не знали, как себя вести с таким Раулем.
Тем лучше — у него не хватит сил на объяснения.
***
В экипаже Пруденс явно стало лучше, она повеселела, на щеки вернулся обычный румянец, а глаза заблестели.
— С вами все хорошо? Вы едва не рычали в столовой, — спросила она со спокойным интересом и без всякого осуждения.
Какая безмятежность!
А может, ему все послышалось? Ведь невозможно, чтобы она не понимала, какую новость на него обрушила! Или Пруденс уверилась в своей безграничной власти над ним? Решила, что может крутить влюбленным дураком, как ей заблагорассудится?
— Да вот нашло что-то, — процедил он и дернул жабо, безжалостно сминая нежную кисею, воздуха не хватало. — Вы никогда не думали о том, что любовь — довольно паршивая штука? От нее люди явно глупеют.
— Много лет, — ответила она без промедления. — Моя мать…
— Ушла за моряком, я помню. Расскажите мне побольше о себе, порой мне кажется, что я совершенно вас не знаю.
— Но ведь мне нечего добавить, — удивилась она. — Я росла в деревушке на побережье, после смерти родителей продала нашу лачугу и перебралась в Пор-Луар…
— Пор-Луар? — быстро переспросил он. — В этот портовый город, полный соблазнов?
— Я много работала, и все соблазны проходили мимо, — Пруденс усмехнулась. — Как вы помните, я занималась починкой кружев, сама их плести так и не научилась. Видите ли, у меня нет никакого воображения.
— Отчего же, моя милая Пруденс, — старательно подавляя яд в своем голосе, усмехнулся он, — сдается мне, с воображением у вас как раз все в порядке. И сколько лет вы прожили в Пор-Луаре?
— Семь. Потом со мной связался поверенный Бернаров, сообщив, что Пеппа осталась сиротой.
Так долго! За эти годы можно было с десяток раз выйти замуж и овдоветь, при должном упорстве. Прекрасно понимая, что его расспросы лишь усугубляют мучения, Рауль резко отвернулся. Часть его — собственническая, грубая, темная сила — требовала вытряхнуть из Пруденс все ее тайны. Но он продолжал хранить ледяное молчание, снова и снова подавляя в себе приступы слепого бешенства. Сказывалась придворная выучка — в столице маски врастали в лица, а притворство становилось необходимостью в тонком искусстве выживания в клубке дворцовых интриг.
Нужно приложить все усилия, чтобы сохранить хрупкий мир, ведь ее согласие и без того кажется не особо надежным.
— Так куда мы едем? — спросила Пруденс.
— К виконтессе Леклер, — ответил он размеренно. — Мне показалось, вы захотите, чтобы она стала вашей свидетельницей на венчании.
— Констанция? — со странным напряжением протянула она, и Рауль внимательно посмотрел на нее.
Пруденс ерзала на неудобном сиденье, неуверенно теребя бахрому обивки.
— Что не так?
И, поскольку она лишь кусала губы и отводила глаза, он велел настойчиво:
— Да говорите же!
— Видите ли, в чем дело… Констанция вас недолюбливает.
— С чего бы это? Кажется, я не имел прежде с ней никаких дел.
— Ваша репутация, — лаконично объяснила она. — По крайней мере, Констанция не одобряла вашу помолвку с Пеппой. Не думаю, что она поддержит мое решение выйти за вас.
— Посмотрим, — он недобро усмехнулся, — как она выскажет свое неодобрение мне в лицо.
Пруденс вздохнула, в эту минуту она показалась такой беззащитной и несчастной, что он невольно смягчился. У нее ведь, если подумать, в этом мире нет никого, кроме него. И даже единственная приятельница вот-вот отвернется.
Остро захотелось убедиться, что он не придумал себе свою Пруденс, ту, которая теряла самообладание от его прикосновений. Раулю так нужно было знать, что каким бы ни было ее прошлое, в настоящем она хочет только его! И хочет так сильно, что готова принять его вместе с единственным рухнувшим замком и всеобщими шепотками.
— Как же мне надоели, — Рауль стремительно пересел рядом с ней и провел ладонью по плотной темно-синей шерсти ее рукава, — ваши наряды, которые защищают вас, как доспехи. Будь моя воля — вы носили бы только шелка, такие тонкие, что тепло вашей кожи чувствовалось бы сквозь ткань. Чтобы плечи были открыты, и я мог бы их делать так, — его губы коснулись колкой материи на плече, обозначая желания, — я бы пересчитывал ваши позвонки поцелуями, — рука накрыла жестко зашнурованную спину. — Я бы…
— Что? — она повернула голову, прижимаясь щекой к его щеке. — Вам, поди, и лиф захотелось бы пониже?
Он сглотнул и лишь опустил глаза на пышную грудь, до которой ему нипочем было не добраться сквозь препоны корсета и шерсти. Засмеялся, целуя волосы Пруденс, и вынужденно закинул ногу на ногу. Кого он собирался обыграть в этой игре, если в итоге сам себя разрывал в клочья?
***
Виконтесса Леклер приняла их на террасе, где нежилась в еще теплых лучах с книгой в руках. Осень в этом году выдалась ласковой и неторопливой, и лишь редкие порывы холодного ветра намекали о неминуемой зиме.
— Кажется, я ввела ранние визиты в моду, — с улыбкой заметила она, откладывая в сторону томик «Истории молодой крестьянки» с розами на обложке. — Ваша светлость, Маргарет! Какой неожиданный дуэт!
Рауль изящно поклонился, целуя ее пальцы. Эта «Маргарет» ножом располосовала его сердце, надменное имя женщины, с которой он не был знаком. Его Пруденс, все еще чуть розовая после возни в экипаже, не имела к ней никакого отношения.
— Прошу прощения, что мы приехали в такое время, — сказал он, усаживаясь на кресло, — но наше дело не терпит никаких отлагательств.
— Правда? Что же такого снова стряслось с семейством Флери? — не без иронии спросила Леклер.
Можно подумать, они какие-то авантюристы, то и дело попадающие в передряги!
— Пруденс? — он предложил ей самой сообщить новости.
Она кивнула ему, кивнула своей приятельнице, села, тщательно расправила юбки, коснулась того места на плече, куда касались его губы, будто ища в этом жесте решимости, и выпалила,
