Тетушка против - Тата Алатова
— Почему ты помешала мне согласиться?
— Потому что, в отличие от тебя, помню, что наш Рауль все еще влюблен в Пруденс…
— Ты помнишь только о своих воланах и рюшах!
Маргарет тихо вышла за дверь, чтобы не мешать им ссориться. В узком коридорчике за кухней старая Мюзетта важно строила новичков:
— И помните, я служу Флери всю свою жизнь! Так что слушайте меня, а не всяких ленивых выскочек, которые не помнят своего места… Меня и Жана, — надувшись от собственной значимости, добавила она.
— Ленивая выскочка, которая не помнит своего места? — прошептал над ухом смеющийся мужской голос, и сердце Маргарет тут же засбоило. — О, как она будет жалеть о своих словах уже к обеду субботы!
Рауль схватил ее за руку и увлек в ближайшую комнату. Огляделся. Сморщился.
— Опять кладовка! Надеюсь, в этой вы не будете со мной так жестоки, как в прошлой.
Возмутительное замечание: ей пришлось два дня понукать Мюзетту, чтобы та навела здесь безупречный порядок. Как можно сравнивать эту чистоту с замковым запущением? Но… о чем же именно он шептал?
— Что случится к обеду субботы? — пересохшими губами спросила Маргарет.
Сначала он взволнованно запустил пятерню в волосы, будто надеясь пригладить их, но только сбил парик набок. Выругался и запустил его в угол. Потом оперся руками о полки по обе стороны от нее, будто бы боялся бегства. Быстро стрельнул глазами, проверяя настроение Маргарет, наверняка увидел, насколько она взволнована, и не стал тянуть больше.
— К обеду субботы мы будем уже женаты. Епископ обвенчает нас в своем оратории на рассвете, — выпалил быстро.
— Но это совершенно невозможно, — охнула Маргарет оглушенно. — Как?..
— Пруденс, Пруденс, ну почему вы вечно во мне сомневаетесь?.. И не смейте теперь отказывать, ведь вы же явно не из тех женщин, кто берет свое «да» обратно.
Это прозвучало так трогательно и беспокойно, что она только молча качнула головой, одним коротким движением похоронив безупречную старую деву, которая никогда себя не стыдилась. Темные глаза Рауля вспыхнули, и Маргарет вцепилась в его рубашку, притягивая ближе, дыхание в дыхание. Так, чтобы не видеть, а только чувствовать.
— Вы не боитесь, — спросила хрипло, — что я вас использую? Племянница выгнала меня из дома, мне больше некуда пойти. А здесь целый граф, с чувствами!
— Ах вот что случилось, — его голос помрачнел. — Теперь понятно, отчего вы не в себе. Но, если хотите знать, я даже отчасти благодарен Жозефине. Без ее усердия мне пришлось бы еще долго ждать вашего согласия.
От этого цинизма у нее перехватило горло. Голова и без того шла кругом, и показалось, что она вот-вот хлопнется в обморок, что было совершенно недопустимо!
— Как вы можете… — только и выдохнула она, мечтая унять сердцебиение. — Я ведь… я ведь поступаю дурно с Пеппой!
— Ваша Пеппа найдет себе нового кавалера через месяц, — резко ответил Рауль. — Раз уж она возомнила себя достаточно взрослой, чтобы избавиться от вас, то и вы вроде как не обязаны жертвовать собой ради вздорной девицы. Ну же, Пруденс, что еще вас тревожит?
И Рауль, смягчая жесткость своих интонаций, обхватил ее шею, поглаживая пальцами окаменевшие мышцы. Маргарет прикрыла глаза, отдаваясь бережности этих прикосновений, качнулась к нему еще ближе. Фижменный каркас ее платья не позволял прильнуть к нему всем телом, а так вдруг захотелось спрятаться в его объятиях, сбежать от надоевшего хоровода противоречий.
— Многое, — призналась она и не удержалась, коснулась его губ губами: еще не настоящий поцелуй, но уже обещание. — Но я все равно за вас выйду, и будь что будет.
— Моя отважная Пруденс, — его смех, теплый и тихий, согрел изнутри, раскручивая болезненный узел в груди. Воздух в кладовой сгустился, стал липким и жарким, как летний зной, вызывая испарину.
Плотность губ, тяжесть рук, напряжение, волнами исходившее от Рауля, не оставляло места для сомнений: он едва-едва владел собой. Понимание происходящего ударило волной жара, ее воспаленный разум осознал свою власть над этим мужчиной, исходящим вожделением и нетерпением, отчего сама Маргарет тоже утратила всякую стыдливость. С силой рванула крохотный крючок своего воротника, предлагая его губам больше обнаженной кожи. Показалось, что нитка порвалась с оглушительным треском, сначала уязвимую вспотевшую шею лизнул свежий воздух, а потом горячий язык Рауля, отчего корсет впился в тело особенно нещадно, мешая дышать. Живот скрутило спазмом, и она поняла, что вот-вот умрет.
В коридоре послышался голос Мюзетты, гоняющей прислугу, и мир внутри кладовки лопнул, впуская постороннее: людей за стеной, тесноту, духоту.
— Еще три ночи, — изможденно простонал Рауль, с трудом отступая, — если я их смогу пережить, конечно.
Его голова бессильно упала ей на плечо, и она прижала ее к себе в неосознанном жесте хищницы, охраняющей свою добычу.
Глава 34
На следующий день Рауль снова поднялся на рассвете, измученный нетерпеливым ожиданием, ибо время тянулось медленно и неохотно.
Твердо намеренный хотя бы сегодня выглядеть безупречно, он торопливо натянул поверх ночной сорочки новенький шелковый шлафрок и отправился вниз, чтобы найти Теодора, принять ванну и превратиться в ослепительную версию самого себя, не позволяя Пруденс усомниться в ее решении.
Несмотря на ранний час, первый этаж уже проснулся. Привлеченный гомоном голосов, Рауль заглянул в столовую, да так и замер в дверях, заинтересованный происходящим.
Пруденс расхаживала туда-сюда, подобная полководцу, осматривающему войска. Мюзетта и Теодор, изображая господ, сидели за столом, а деревенские слуги подавали на стол. У окна перед манекеном с расстегнутым корсетом стояла юная девушка. Кухарка, то и дело хихикая, устроилась в углу на табурете.
— Луизетта, — ровно говорила Пруденс, — масло подается специальными щипцами, три правила: не уронить шарик, не помять его, не использовать столовый нож.
— Так он ведь скользкий, как угорь, — пожаловалась та, гоняя несчастный комок по тарелке.
Ничего не ответив, будущая графиня Флери подошла к высокому мужчине с подносом в руках и, встав на цыпочки, водрузила ему на голову толстую книгу.
— Спина прямая, подбородок вперед, налей вина господину Теодору. Да смотри не целый бокал, а чуть меньше половины.
— Да как же, — проворчал он, неуклюже двигаясь к столу.
— Ах, — жеманно уронила Мюзетта, — фамильная честь семейства Флери поругана этим мужланом.
Кухарка прыснула, а Пруденс обратилась к девушке у окна:
— Клементина, шнуровка — это целое искусство. Не затянешь — платье сидеть не будет, перетянешь — графиня задохнется. Начинай снизу вверх, крест-накрест. Пальцами, не крючком, пока учишься…
Бам! Книга упала на пол. Дзынь! Желая ее поймать,
