Адептка второго плана - Надежда Николаевна Мамаева
Я вся подобралась, приготовившись услышать, что инистый уже обручен, у него трое внебрачных детей или он евнух. Хотя, нет, с учетом вчерашнего поцелуя под деревом последнее отменяется. Но вариант с детьми становится вероятнее… Так что да, я напряглась. Потому что не может у дракона быть все идеально. Обязательно будет какой-нибудь недостаток. Характер, родственники, неучтенные трупы в подвале… поэтому да. Я приготовилась к худшему.
И совершенно оказалась не готова к маленькому замшевому мешочку цвета вишни, который инистый достал из кармана и, развязав шнурок, вытряхнул на свою ладонь кольцо.
Оно было из матового, теплого на вид желтого золота с рубином цвета осеннего заката.
– Это кольцо рода Нидоузов, – голос Инистого прозвучал хрипло. – Я понимаю, что тороплю события и стоило бы начать с ухаживаний, но… годы, проведенные в боях, научили меня: порой промедление может стоить жизни. В нашем случае – счастливой. Об этом буквально рычит что-то внутри меня. И требует схватить тебя, унести подальше ото всех и беречь… Но я обещаю, что подавлю эти инстинкты, не позволю им взять верх и в чем-то ограничить твою свободу…
– Может, не надо… – вырвалось у меня, и лицо Дира сразу же закаменело. И я поспешила добавить: – Я не про предложение, я про «подавлю»… Может, не надо давить? Внутри каждого из нас сидит зверь. У кого-то он плюется огнем, у кого-то просится на ручки и почесать за ухом. Но всем порой его надо выпускать. А про остальное – я внимательно слушаю. Продолжай.
Инистый на это вздохнул так выразительно, в духе «Я с тобой, женщина, поседею второй раз», что я усовестилась. Почти.
И, видимо, чтобы я не перебила его еще одним «не», взял мою ладонь, прижал ее к своей груди так, что я почувствовала, как гулко в ней бьется сердце, и произнес:
– Кимерина Бросвир, я не прошу тебя принадлежать мне. Я прошу… разрешить мне принадлежать тебе. Всегда. Выходи за меня.
Слезы подступили к глазам мгновенно, застилая золотой парк туманом. Я не пыталась их смахнуть. Я смотрела на лицо Дира. Серьезное. Напряженное.
Кажется, он уже готов был спросить, что сделал не так, когда я шмыгнула носом и… кивнула! Потому что была не в силах вымолвить и слова.
Будучи Тамарой, я мечтала о семье, о детях, но понимала: здоровье в этих мечтах не на моей стороне.
Дочь барона Бросвира с детства знала: она выйдет замуж не по любви, а по договору. Отец выдаст ее за того, с кем объединить капитал будет выгоднее…
Но ни в той, ни в этой жизни я и поверить не могла, что со мной случится такое… предложение руки и сердца от любимого. И я кивнула еще раз, уже увереннее, и тогда с губ Дира сорвался вздох облегчения. Кажется, он даже сам не заметил, что все это время не дышал.
А после с нежностью, будто боясь спугнуть, надел на мой палец кольцо. Оно оказалось идеальным по размеру, будто всегда там должно было быть. Рубин холодно блеснул в косом осеннем солнце.
– Да, – наконец я смогла говорить, и инистый меня обнял. Крепко-крепко. Как тот, кто никогда не отпустит. – Да, конечно, да.
Наш поцелуй случился сам собой. Не жаркий и стремительный, как вчера, не отчаянный до безумия, как на кухне, а медленный, глубокий и бесконечно нежный. Поцелуй-признание. Поцелуй-обет. Поцелуй – конец старой жизни и начало новой. И где-то высоко над нами, в пронзительно синем осеннем небе, пролетел ворон, одобрительно каркнув.
Не знаю, сколько времени мы пробыли в беседке, но опомнились, когда почувствовали: еще немного – и от этих невинных поцелуев мы можем стать родителями…
Дракон неимоверным усилием воли оторвался от моих губ, которые так идеально подходили к его, и выдохнул:
– Ким, рядом с тобой я не могу остановиться.
– Знаю, – пряча довольную улыбку на мужской груди, отозвалась я.
– Но я должен. Твоя честь – моя ответственность. И это неправильно… Вернее, очень даже правильно, просто не здесь…
– Тогда нужно было выбирать для признания место побезлюднее. Например, комнату, камин…
– То есть ресторация на вечер отменяется? – уточнил Дир.
Люблю догадливых мужчин. А одного, понимающего без слов, – просто обожаю. К тому же зачем гулять по каким-то там людным местам на каблуках, когда можно дома, босиком и сидя на коленях у своего жениха?
В пользу последнего варианта активно голосовали и мои стертые ноги. А все оттого, что кто-то хотел сегодня выглядеть как можно лучше и принарядился: лучшее платье, самые модные и (увы) новые туфельки. С каблуками! А я оные никогда особо не любила. И вообще, у меня было подозрение, что их придумала невысокая женщина, которая не хотела, чтоб ее, как покойницу, целовали лишь в лоб. А нам, всем остальным, теперь страдай.
Так что я предпочла, чтобы этих самых страданий было как можно меньше, путь – короче и… вообще чтобы Дир ничего не заметил. Но инистый оказался очень уж внимательным и, как я ни старалась вышагивать ровно, гордо, с прямой спиной, все же не выдержал:
– Что у тебя с ногами?
– Глупость. Обычная женская глупость. И туфли. И… – вынужденно признала я.
А вот чего не ожидала – так это того, что инистый не стал дослушивать, а… легким движением, заставившим меня вскрикнуть от неожиданности, подхватил меня. Одной рукой под колени, другой – под лопатки. Я инстинктивно обвила его шею, прижавшись к груди, от которой пахло морозной мятой и грозой.
– Дир! – возмутилась я. – Поставь меня обратно! Что ты делаешь? У тебя же ранения! Я же могу сама!
– Можешь, – невозмутимо согласился он, уже неся меня по аллее к выходу из парка, где должна была ждать его карета. – Но зачем? А я не желаю, чтобы, рассказывая нашим детям о дне помолвки, ты вспоминала о мозолях.
– Только о поцелуях? – хитро приподняв бровь, произнесла я.
– Вот именно, – фыркнул инистый.
А меня так и подмывало спросить этого хитреца: где он так умопомрачительно научился этим самым поцелуям. Чувствовался немалый опыт… И адептки, рассуждавшие о том, что лорд Нидоуз из-за шрамов обделен женским вниманием, просто ничего в настоящих мужчинах не понимали! Просто Дир, как настоящий человек чести, не афишировал свою личную жизнь. До меня.
Потому как на нас, пока дракон нес меня по парку, многие с удивлением оглядывались. Но мне было плевать. А Дир, кажется, ничего и никого вокруг не замечал, кроме одной девицы, удобно устроившейся у него на
