Неладная сила - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Ты не причитай пока, – закончил Куприян, встав с лавки и направляясь к двери. – Может, он и не сдюжит еще.
– Кто?
– Как бы не никто. – Куприян вздохнул. – Уж больно трудную задачку вы с Миколкой придумали… Ну, ложись и спи! Что бы там снаружи ни приключилось – не тревожься, в избе оставайся да молись богу. Нынче ночь особенная будет – сами небесные кузнецы твою судьбу станут ковать!
Еще раз подмигнув, Куприян вышел и плотно затворил дверь избы. Устинья смотрела ему вслед, сложив руки на коленях. Неужели судьба ее так важна, что сами кузнецы небесные, святые Кузьма и Демьян, ради нее за работу возьмутся? А дядька – тот человек, кто сможет до них докричаться.
И что же будет? Неужели скуют ей в небесной кузнице жениха – златокудрого синеглазого красавца в красном с золотом кафтане, будто Святой Егорий, что спас царевну от змея? Устинья улыбнулась, а воображение очень живо нарисовало ей этого красавца – как он выходит из пламени горна, волосы его сливаются с небесным огнем, в руках сверкают молнии, красный плащ расстилается по небу крылом заката, а синие глаза смотрят на нее, Устинью, с любовью и лаской…
Вздохнув, Устинья отогнала мечтания и стала готовиться ко сну.
* * *
Хоть Куприян и знал, что задача ему – и не только ему – нынче предстояла трудная, по пути через лес к Игореву озеру его одолевала шальная радость. Он был как грозовая туча, бурлящая огнем и водой, и предвкушал, как вот-вот даст волю своим силам. Пять лет он пытался задавить в себе волхва, избавиться от искушения управлять стихиями, делом и словом вызывать отклик земли и неба, жить только по воле божьей. Но силы его никуда не делись, и теперь он был рад найти им применение.
Горшка с шишигами он с собой не взял – они сидели в посошке, который он нес то на плече, то в руке, помахивая им в воздухе. Куприян шел по лесной тропе, птицы вокруг сыпали в воздух мелкое серебро, и ветер в лесу откликался на его присутствие – бежал по вершинам, заставляя березки кланяться и приветственно шелестеть. Куприян в ответ помахивал ему посохом, как приятелю. Тянуло запеть – но он сдерживался, чтобы не расплескать силы раньше времени. Где-то в крови зарождался и постепенно усиливался знакомый жар, воодушевляющий и грозный, – знак тех сил, что хоть ненадолго делают колдуна родней древним божествам.
К Игореву озеру Куприян вышел на закате. От Змеева камня открывался широкий вид на озерную гладь и садящееся над дальним берегом солнце. Куприян поклонился камню, погладил его серый, изгрызенный ветром и покрытый желтоватым лишайником бок… и легко, как белка, вскочил наверх. Во всей округе только дед Замора да Куприян смели забираться на Змеев камень, остальные и близко не подходили: под камнем начинался ход в змееву нору. Но Куприян, еще отроком решившись шагнуть в змееву пасть, утратил способность испытывать страх и приобрел умение его внушать.
С высоты камня озеро и закатное небо были видны еще лучше. Куприян подошел к самому краю, так что светлые, прозрачные озерные волны над ребристым песком и пестрыми камушками плескались прямо под ним, поднял руки и заговорил:
– Выйду я в чисто поле, во сырой бор, освещусь светлым месяцем, опояшусь мелкими частыми звездочками!
Внутренний жар возрастал с каждым словом: растекался по телу, доставая до кончиков пальцев. Куприян смотрел на мир с высоты и чувствовал в себе силу взлететь над камнем, чтобы пролить эту силу на озерную гладь, на лес и дальние поля.
– На море-окияне, на острове Буяне лежит бел-горюч-камень, а на камне том сидит стар-матер-дед – сам Громовой Илья, а с ним братья Кузьма и Демьян! – провозглашал Куприян. Он говорил о сокрытой в вечности сердцевине мира, но тот самый бел-горюч-камень был у него под ногами, а сам он сливался духом с тем матерым дедом, перенося его волю с темного света на белый. – Берет Громовой Илья свою железную палицу, бьет по белу-горючу-камню, наказывает: вы, утренняя заря Марья, вечерняя заря Дарья, полуночная заря – Макарида! Доставайте и напущайте молонью горючую, тучу сверкучую, громовую стрелу, гром гремучий!
Выкрикивая заговор, Куприян размахивал руками, будто собирал что-то с неба, и ударял по камню посохом. В руках его была сила Громового Ильи, и он, изливая ее в мир, испытывал великую радость. Упоенный этой силой, он засвистел – громко, пронзительно, будто сам змей, и свисту его немедленно откликнулся ветер. Закачались вершины, побежала по озеру рябь.
– Собирайтесь, собирайтесь! – во все горло кричал Куприян в небо, обращаясь к тучам. – Огнем-пламенем на сыру-землю проливайтесь! Громом грозным разражайтесь!
Увидь его сейчас кто из жителей волости, не признал бы Куприяна из Барсуков. Пышные волосы его встали дыбом; подпрыгивая, он зависал над камнем, невидимые молнии трещали меж его растопыренных пальцев. Свисту его и крику отвечал свист в воздухе: это шишиги, вырвавшись из посоха, полетели к тучам – дразнить и расталкивать, будить грозовых духов, вызывая на небесную игру с ветром, огнем и водой…
* * *
– Хоропун идет! Хоропун! – вопили мальчишки, мчась по улицам и площади Сумежья, и подпрыгивали в веселом ужасе, словно беспокойный мертвец уже гнался за ними. – По домам, все по домам!
К ночи над Сумежьем собралась гроза. Разбирая после дневного выпаса коров, коз и овец, хозяйки с тревогой посматривали вверх и подгоняли скотину, чтобы скорее спрятаться под крышей. У Демки скотины не было и беспокоиться ни о чем не приходилось. Возвращаясь домой из кузни, он задержался во дворе, подставил лицо порывам ветра со свежим запахом неба. Где-то там собирался разгуляться Громовой Илья; из растворенных ворот его небесного жилища и шел это запах, свежий и будоражащий. Напуганные его приближением, грозовые бесы носились по тучам целыми толпами, визжали в ужасе, высматривали себе укрытия под корягами и в ямах.
Демка взглянул в густые, грозные тучи, словно выискивая там своего злополучного приятеля. Вздохнул – Хоропун хоть и не был при жизни яичком красным, а все же такого
