Адептка второго плана - Надежда Николаевна Мамаева
– О дозволительной грамоте. Не всегда действия в интересах короны можно вписать в законы, – пояснила я, с интересом наблюдая: что пересилит в дознавателе: личная неприязнь ко мне или служебный долг? Даст или пошлет?
Повисло молчание, в котором отчетливо слышался звук стираемой зубной эмали у одного капитана. Ну еще бы: пришел прищучить одну немощную леди, а по итогу вынужден дать ей карт-бланш. В том числе и на кровную месть. Но пока законнику знать об этом не стоит.
– Я не имею права выдать вам такую, – начал он, и я уже было решила: личное у Воторса. Но дальнейшие его слова заставили переменить мнение: – Но я обещаю, что передам ваши слова тому, у кого достаточно полномочий на подпись подобного дозволения. И вернусь с ответом. Или бумагой.
– Тогда буду ждать, – заключила я.
Дознаватель посмотрел на меня. По-новому. Словно… зауважал. Как опасную змею, на которую лучше не наступать. И что-то мне подсказывало: больше тыкать законник в мой адрес себе не позволит.
– А вы изменились с нашей последней встречи. Что-то появилось такое в вашем взгляде… – видимо, наконец закончив мысленное чтение словаря ругательств имени меня, выдохнул Воторс.
– Когда надгробие заслонит над тобой весь белый свет, взгляд на жизнь становится до невероятного ясным, – отозвалась я и добавила: – А что до юноши, передавшего конверт, он был высок, худощав, кажется, на щеке были недавно зажившие царапины, словно его кто-то полоснул когтями…
И, дав подробное описание моего посыльного смерти, закончила:
– Если на этом все, то знайте, капитан, что можете быть свободны.
«И живы… Но это только пока я не начала мстить», – мысленно закончила я, помня о бабулиной науке, которая не прощала пощечин ни от судьбы, ни от врагов.
Едва дверь за капитаном с грохотом захлопнулась, как я откинулась на подушки и задумалась. Если отбросить самое очевидное, что покушались на невесту принца, то в итоге кто остается: отец? Или та троица? Хотя ни в один из вариантов я особо не верила. Слабоваты зубы. Да и барон не стал бы связываться с чернокнижием. Он бы просто меня закопал. Лопатой. Это его стиль. Да и уязвленное женское самолюбие, конечно, не знает границ, но страх эшафота должен быть посильнее злости. Но все же совсем забывать об этих двух вариантах не стоит…
А еще интересно, почему я все еще в стенах академии, раз бабули со мной больше нет. Сомневаюсь, что свой запрет ректор отменил. Тот, в котором Кимерине Бросвир нет сюда ходу без сопровождения. Или все же отозвал?
ГЛАВА 11
Мои мысли прервал стук в дверь. Не спрашивающий, предупреждающий. И, прежде чем я успела ответить, в палату вошел еще один мой знакомый – Лоренс Браттир. Похоже, он сменил леди Дэрвир к вечеру.
Целитель посмотрел на меня, как на неизбежное зло, вздохнул, словно смирившись с оным, и произнес:
– Адептка Бросвир, я пришел, дабы убедиться, что с вами все в порядке. Все же прямой контакт с проклятием такой силы в абсолютном большинстве случаев сводит в могилу.
– А меня всего лишь на лекарскую койку, так что можно считать – повезло, – продолжила за мага жизни я и удостоилась его осуждающего взгляда, без слов говорившего: везение – это если бы и вовсе были здоровы. А лучше – и совсем не хватали руками всякие чернокнижия.
Но вслух целитель ничего не добавил, а приблизился к кровати. Пальцы мага, теплые и шершавые, легли мне на запястье.
– Я уже в порядке, – попыталась заверить лекаря, но тот, точно следователь, привык доверять не словам, а собственным глазам, дару и артефактам.
Один такой Лоренс достал из кармана. Диск с сапфиром. Целитель нажал на тот, и от края пластины сразу же отделилось несколько силовых колец, которые тут же завращались в разных плоскостях, образуя некое подобие сферы.
– В порядке ли и в каком именно: правильном, хаотичном, обратном или частичном – это мы еще проверим. Потому как я, уж простите, не верю, что все может быть хорошо после всего вами пережитого, – выдохнул Лоренс, водя артефактом вдоль моего тела.
– Ну, бывают же в жизни исключения? – задала я риторический вопрос, памятуя, что порой этих самых исключений больше, чем самих правил. И пример тому – грамматика и пунктуация русского языка.
Свет силовых колец и сапфира пульсировал, и от него по телу разливалось приятное, сонное тепло. Я чувствовала странный зуд там, где надо мной проводили диском. Такой, что нестерпимо хотелось почесаться…
Браттир внимательно следил за тем, как на кольцах то и дело вспыхивали искры и замирали на кругах узлами. Мужские брови при этом то сходились на переносице, то слегка приподнимались от удивления.
– Адептка Бросвир – вы сами отнюдь не исключение. Исключение – это ваша пагубная привычка.
Я прикинула, что вроде ни разу не держала в руках бокала в этом мире, а тем паче курительной трубки, а значит, даже теоретически попасться на подобном не могла, и уверенно заявила:
– У меня нет пагубных привычек!
– А рисковать своей жизнью и даром? – вкрадчиво поинтересовался Лоренс. – Как по мне, это самая отвратительная и опасная из всех. И исключение в том, что при этом пристрастии вы все еще живы.
– Тогда в целях профилактики здоровья от этой привычки стоит закрыть весь боевой факультет, – усмехнулась я, намекая, что мои однокурсники тоже часто злоупотребляют подобным.
Целитель на это лишь вздохнул. Мечтательно так. Словно я озвучила его тайные желания. И продолжил осмотр, по итогу которого удивленно протянул:
– Невероятно. На вас лишь остаточные следы смертельного проклятия. Такое ощущение, будто его не только вытягивали, но и выжигали изнутри. Впервые в моей практике. – Лоренс посмотрел на меня новым, оценивающим взглядом. – Вам невероятно повезло остаться в живых и даже при даре. Правда, какой его уровень, нужно еще выяснить…
С этими словами целитель достал другой инструмент: артефакт, размером с яблоко, напоминавший помесь миниатюрной астролябии и карманных часов, если бы они были заключены в концентрические круги из призрачно-тонких бронзовых и мифриловых шестеренок, спиц и балансиров, помещенные в ажурную, прозрачную сферу из застывшего эфира. Они вращались не синхронно, а вразнобой. Иногда шестеренки на миг сцеплялись, и тогда по сфере пробегала судорожная дрожь, а изнутри доносился едва уловимый звук – похожий на шелест песка, утекающего в узкое горлышко часа.
Целитель вложил мне магомеханизм в руки, и я ощутила, как ладони враз замерзли, а потом по пальцам ударил разряд магии.
– Так,
