Венец безбрачия - Полина Ром
***
Часть казармы, отведённая под жилье капитала Лонхера, была обставлена совсем не дурно. Комната, через которую мы проходили, была украшена бархатными шторами с атласными бантами, а на полу лежал довольно большой ковёр с каким-то сложным орнаментом. Бархатная скатерть на круглом столе, резные спинки стульев, две явно дорогие вазы на каминной полке… Судя по всему, капитан отнюдь не бедствовал.
После зала, который мы прошли, был ещё маленький коридорчик и уже там чувствовался мерзкий запах гниющего мяса и каких-то весьма вонючих лекарств. Я на мгновение замерла перед дверью в комнату, но лекарь достаточно невежливо слегка подтолкнул меня в спину:
- Поторопитесь, госпожа графиня, он не долго останется в сознании…
***
Окна в комнате были распахнуты, но запах болезни казался ещё плотнее именно потому, что его периодически перебивал тёплый летний ветерок, шевелящий шторы.
До сих пор я не видела капитана, только слышала о нем. Сейчас, глядя на этот обтянутый жёлтой кожей скелет, трудно было поверить, что иссохшая эта мумия – капитан охраны. Чудовищно раздутая, отливающая жирным глянцем рука существовала как бы отдельно от тела и располагалась на дополнительной подушке.
На табуретке у кровати стояли банки с мазями, лежали нож, похожий на скальпель и ещё какая-то жутковатая железяка. Все это освещалось тремя свечами. Рядом, у изголовья - таз с грязной водой, в которой мокла измазанная желто-зеленым гноем салфетка.
Человек на постели, как мне показалось, был без сознания. Лекарь со мной в комнату не вошёл, и я растерянно оглянулась на запертую дверь думая, не стоит ли позвать его.
Тихий шипящий голос остановил меня:
- Мне было видение…
Я резко повернулась к кровати и при трепещущем от ветерка пламени свечей еле разглядела, что веки раненого сжаты не плотно: под опущенными ресницами виднелась узкая полоска глаза. Я стояла, не зная, что сказать или сделать, а капитан начал тихо и медленно говорить, постоянно делая паузы и как бы собираясь с силами:
- Видение… Бертольд сказал, что надежды нет… я хочу… я хочу облегчить совесть… и душу...
Он облизал губы языком, который показался мне сухим и почти чёрным. Я спросила:
- Дать вам напиться?
- Смочить… смочить губы…
На столе стояла чашка с каким-то питьем и торчащей из неё ложкой. Я попробовала влить ему в рот немного воды, но он слабым движением отвернул лицо и пошлёпав тонкими губами просто размазал жидкость, позволив тонкому ручейку стечь по неряшливой щетине подбородка на рубаху.
- Не принимает… тело не принимает…
Он говорил очень-очень медленно, часто повторяя собственные слова, и в какой-то момент, как мне показалось, потерял сознание. Я снова взяла чашку и аккуратно провела влажной ложкой по истончившимся губам. Веки капитана дрогнули, и он продолжил.
Как я и подозревала, он был любовником вдовствующей графини. Связь их началась около пяти лет назад и к эспанцам придумала обратиться именно госпожа Аделаида. Правда, все пошло совсем не так, как она ожидала, и вместо того, чтобы убить Леона, а Антонио сделать наследником, маленькую графиню из замка Шартонг собрались выдать за старика.
Аделаида была уверена, что эспанцы удовлетворятся богатым выкупом за неё – она решила обеспечить себе не просто безбедную старость, а именно – роскошное существование. Копию ключа от сокровищницы она изготовила очень давно, выбрав момент, когда муж был пьян.
У капитана был только один человек, которому он мог полностью доверять – ординарец Люк Брайт. Именно с его помощью и были вынесены деньги и драгоценности из сокровищницы. Люк лично выбрал двух солдат, которых подключили к операции, пообещав им хорошую долю.
- Вы планировали после убить их?
- Да…
Но то ли графиня в плену была излишне разговорчива, то ли эспанцы и так знали, что в замке две сокровищницы, но за ними следили и, как только сундук, в который сложили и мешки с монетами, и серебряный ларец с фамильными драгоценностями, был довезён до Лебяжьего озера – на них напали.
- Эспанцев было семь человек, но мы отбились. В живых остался только я и Люк… Дасти был сильно ранен и Люк добил его… а я, да простит меня Господь... я добил Люка…
Не знаю, сколько я стояла перед этой говорящей мумией. Мне казалось, что я провела в комнате умирающего всю ночь, однако, когда я вышла на улицу, солнце уже скрылось, но облака на западе все ещё были подкрашены его лучами. Получается, что я слушала исповедь меньше часа.
Больше всего в этой истории меня поразила госпожа Аделаида. Капитан был её любовником много лет и верил, что она отвечает ему взаимностью. До тех пор верил, пока она не попробовала вытянуть из него расположение тайного места, где он спрятал сокровища, прибегнув к пытке.
- Она выбрала время... Бертольд уехал... давила на рану... её лицо...
Может быть, именно это разочарование в любимой женщине и подвергло его сохранить от неё в секрете место, где он спрятал казну.
- Я не хотел говорить... это как искупление греха... часть искупления... раскаяние...
Понимая, что планам её не суждено сбыться, она попыталась отравить раненого любовника. Именно это и добило бедолагу.
- ... влила отраву в рот и сбежала... Бертольд вернулся и она сбежала... тело не принимает пищу... уже давно не принимает... и яд не приняло... но вечером стало хуже и вот...
***
Я стояла на крыльце замка, боясь распахнуть дверь и войти в его тёмные коридоры. Невольно вспоминая эти медленные обрывки речи... И, не смотря на тепло летней ночи, чувствовала озноб...
Глава 50
Большую часть ночи я занималась тем, что писала письма и размышляла, как лучше и правильнее все организовать. Волей-неволей на ум приходили всевозможные детективные истории, прочитанные в прошлой жизни. Особенно ярко всплыла в памяти история «В пустом доме», где полковник Моран пытался убить Шерлока Холмса, но прострелил только его восковую фигуру...
Сильнее всего меня беспокоил Антонио. Я прекрасно помнила, что Леон отзывался о младшем брате с любовью, да и в рассказе капитана Ролана Лонхера имя юного де Эстре не мелькнуло ни разу. Я долго колебалась, но в конце концов придумала, как вывести его из игры. Пусть даже для
