Самая рыжая в Академии драконов - Марина Ефиминюк
К глазам вновь подступили слезы. Стараясь сдержаться, я прикусила губу и попыталась сосредоточиться на составлении идиотского списка. Зачем он вообще нужен? Можно подумать, я не знаю в лицо и по фамилиям людей, с которыми проучилась пять лет!
От раздражения я отшвырнула ручку. Та покатилась по столешнице и сорвалась с края на пол.
— Ты в порядке, Катти? — тихо спросила подруга. — Все хорошо?
— В полнейшем, — сухо отозвалась я, откручивая колпачок у следующей ручки, и через паузу призналась: — Нет! Проклятье, все очень плохо. Я сейчас задохнусь от ярости! Еще чуть-чуть — и совсем расклеюсь, а мне надо выполнять обязанности старосты. Паршивый Даррел! Уверена, что его фамилия с какого-нибудь древнего радынского переводится как «истинный хаос»!
Внезапно я осознала, что вокруг нашего стола образовалась поразительная тишина. Абсолютно все соседи примолкли и, обернувшись, с любопытством таращились в нашу сторону.
— Я громко говорила, да? — тихо спросила у Оливии.
— Ты кричала, — поправила она. — Если что, «истинный хаос» на радынском звучит по-другому, не «даррел». Теперь тебе стало легче?
— Не особенно, — отозвалась я. — Но мне станет легче, если ты отдашь готовое заявление на собеседования.
— Сейчас заполню! — немедленно пискнула она и полезла в сумку за папкой. — Хотя… ты же поклялась, что заполнишь его за меня!
К вечеру удалось собрать заявления у всех сокурсников, кроме Блайка. На мое сообщение «где ты?» через полтора часа он коротко написал «не в академии». Замечательно, конечно, что Ник в принципе сподобился ответить, но хотелось ясности, когда он появится и сдаст заявление или отказ от собеседований. Пришлось собрать местные сплетни. Оказалось, что к нему заявился знаменитый дед, архимаг Блайк, и Николас уехал домой. Что-то эта история мне напоминала…
— Николас Блайк сдаст позже, — объявила я декану, отдавая пачку заявлений.
Три штуки пришлось заполнять самой под диктовку. В термах общаги водников. Признаться, странный опыт. Я прекрасно обошлась бы без умения заполнять официальные бланки, стоя над полуголым парнем в плавках.
— Но здесь не хватает двух заявлений, — пересчитала листы декан и проверила фамилии.
— Кого я пропустила? — всполошилась я.
— Себя, — сухо уронила Виона Тарт.
— В каком смысле?
— Вы пропустили себя, госпожа Воттер. — Она окинула меня выразительным взглядом из-под очков и постучала пальцем по ровной стопочке. — Вы не заполнили заявление.
В третий раз за последние два дня захотелось провалиться под пол или, как хиллис, заползти в какую-нибудь нору. А лучше сразу в гнездо с хиллисами, чтобы сожрали быстро и без терзаний. Издыхать от стыда дольше и мучительнее.
— Простите, — чувствуя, как начинают гореть щеки, пробормотала я. — Дайте мне пару часов.
— Садитесь, госпожа Воттер. — С тяжелым вздохом она указала на кожаное кресло для посетителей и вытащила и ящика стола чистый бланк заявления. — Заполняйте сейчас.
До середины ночи мы с Оливией на пару готовились к выпускному экзамену. В смысле, она сладко спала, обложившись учебниками, а я в лекционной тетради составляла список привычек и закидонов, которые меня неимоверно бесят в Дарреле. Как-то прочитала, что такое упражнение помогает выкинуть парня из головы и загнать туда формулы по стихийной магии. В итоге он постоянно присутствовал в мыслях и не давал заниматься. Хверсов хаос!
Засыпая, я окончательно решила, что лучше нам вообще не встречаться, иначе подготовка к экзамену провалиться в Разлом, как части некогда великолепного дворца Элиоса Драка во время большого взрыва. Утром сразу после завтрака я отправилась в общежитие боевиков, чтобы оставить Даррелу ключ от комнаты. Думала, что встречу комендантшу и вручу ей, но призрачная дама в этом раз вездесущей не оказалось. Пришлось подняться на второй этаж.
Я спрятала ключ на притолоке и отправила Рэдвину сообщение, чтобы сразу нашел и не думал ко мне заявляться. Развернулась было на выход, но поняла, что совесть не позволит оставить голодным Мобиуса.
Отперев замок, я вошла в опрятную комнату, неуловимо пахнущую знакомым мужским одеколоном. Плотоядный цветок, наскучавшийся в одиночестве, радостно распушил лепестки и вывалил длинный раздвоенный язык.
— Больше не шипишь? — насмешливо проворчала я, пристраивая на стуле сумку. — Сейчас мы тебя покормим. Нечестно морить голодом такого красавчика, просто потому что твой хозяин — первосортный хверс.
В этот раз я не стала рисковать пальцами и корм вытащила пинцетом. Только занесла высушенный трупик саранчи над цветком, как дверь резко открылась. В комнату ворвался Рэдвин. Вздрогнув, я выронила пинцет на подоконник, но Мобиус поймал корм на подлете и довольно зачавкал.
Даррел на секунду прикрыл глаза и перевел дыхание, словно испытывал нечеловеческое облегчение.
— Я искал тебя по всему архипелагу, а ты оказалась здесь!
— Не смогла уйти, не накормив Мобиуса, — призналась я.
Мы жадно разглядывали друг друга, словно расстались десять лет назад, а не вчерашним днем. Взгляд остановился на знакомой перечеркнутой загогулине на тыльной стороне ладони у Рэдвина. В смятении я подняла глаза.
— Ты сделал тату?
Ответ был очевидным. Вокруг рисунка действительно оставался воспаленный контур. Рэдвин нанес себе на руку напоминание о нашем секрете.
Плотно закрыв дверь, он пересек комнату и остановился всего в шаге. Невольно я отодвинулась и уперлась поясницей в подоконник.
— Что ты сегодня хочешь, Кат-Кат? — мягко спросил Рэдвин. — Скажи, и я исполню любое твое желание.
— Вряд ли, — резковато ответила я. — Оно несбыточно.
— Если ты хочешь, чтобы я навсегда исчез из твоей жизни, то это желание я точно выполнить не могу.
— А если я попрошу, чтобы ты в меня влюбился? — тихо спросила я.
— И это желание я тоже исполнить не способен, — усмехнулся он, и у меня на мгновение оборвалось сердце. — Я хотел бы влюбиться в тебя второй раз, Кат-Кат, но могу разве что больше любить. Быть умнее, мудрее, сильнее. Ты правда делаешь меня лучше.
Признание обступило меня, окутало со всех сторон и пробудило внутри водоворот эмоций. Я в них захлебывалась, не понимая, как вновь научиться дышать, почему голова идет кругом, а пол превратился в корабельную палубу? Стараясь устоять и не стечь под окно, я вцепилась пальцами в край подоконника.
— И раз я не могу исполнять твои желания, может,
