Тайна крови - Анастасия Алексеевна Смирнова
Он сказал, что это было всерьёз, — вновь и вновь отдавалось эхом в голове. — Для спасения твоей души. Для якоря твоего дара.
Он никогда не говорил: для нас. Никогда не говорил: для нашей любви.
И вот оно. Разбитое сердце, которое ещё недавно было так пусто и холодно. Я ощущала неимоверную тяжесть в груди, словно весь мир обрушился на меня. Боль была физической, пронзающей, отнимающей воздух.
Я сжала кулаки, пытаясь подавить дрожь. Это было так унизительно. Так несправедливо. Я позволила себе увидеть в нём нечто большее, чем он был готов показать, или чем он вообще мог быть. Позволила себе мечтать, когда он лишь исполнял свой долг.
Внезапно я ощутила лёгкий толчок в области сердца, словно невидимая рука коснулась меня. Это была наша связь, тонкая нить, которая всё ещё нас объединяла. Он, наверное, чувствовал моё горе. Его беспокойство о моём состоянии, как наставника, который видит, что ученик находится в эмоциональном кризисе.
Это только усилило мою боль. Он беспокоился, да. Но не так, как я хотела бы. Не как мужчина, который переживает за любимую женщину. А как ректор, которому небезразлична судьба подопечной. И эта разница, этот невидимый барьер между нами, был теперь так очевиден.
Я отвернулась от этого ощущения, пытаясь заблокировать его, оттолкнуть. Не хотела, чтобы он чувствовал моё страдание. Не хотела, чтобы он видел эту мою слабость. Я должна быть сильной. Ради себя. Ради своего дара. Ради той свободы, которую он так щедро мне обещал.
Но что толку от свободы, если сердце уже связано?
Я лежала так долго, пока слёзы не иссякли, оставив за собой лишь чувство жгучей опустошённости. Сил не было даже пошевелиться. В голове крутилась лишь одна мысль: как теперь жить с этим осознанием? Как смотреть на него, зная, что я чувствую, и зная, что он не чувствует того же? Как продолжать это "обучение", эту "защиту", когда каждый его взгляд, каждое слово будут напоминать о пропасти между нами?
За стенами покоев медленно сгущались сумерки. Мир продолжал свой ход, а мой мир только что рухнул. И я знала, что завтрашний день будет самым трудным в моей новой жизни.
На следующее утро я заставила себя встать с кровати. Каждое движение отдавалось тупой болью, но я не могла позволить себе снова погрузиться в пучину отчаяния. Отёкшие глаза и бледное лицо выдавали бессонную ночь, но я умылась холодной водой, пытаясь придать себе хоть сколько-нибудь приличный вид. Если он и увидит моё состояние, пусть подумает, что это от вчерашнего потрясения, а не от разбитого сердца.
Когда я вошла в его покои, Эрдан уже ждал меня. Он стоял у окна, руки сложены за спиной, и его профиль был таким же невозмутимым, как всегда. Он обернулся, и я почувствовала на себе его проницательный взгляд. На мгновение мне показалось, что в его глазах промелькнуло что-то похожее на беспокойство, но тут же исчезло, сменившись привычной отстранённостью наставника.
— Доброе утро, Селестина, — произнёс он ровно, без намёка на вчерашний эмоциональный накал. — Я надеюсь, ты отдохнула.
Я кивнула, не в силах выдавить ни слова. Просто "доброе утро" казалось немыслимым в моей ситуации.
Он подошёл к столу, на котором лежали какие-то свитки и книги. Для него всё было так просто, так ясно. Как будто вчерашнего разговора и моего бегства не существовало.
— Нам нужно обсудить твой дальнейший график, — начал он, и в его голосе слышалась привычная деловитость. — Твоя магия стабилизировалась достаточно, чтобы ты могла вернуться к обычному ритму жизни. Пребывание в изоляции не принесёт тебе пользы, особенно сейчас, когда тебе нужно научиться контролировать свой дар в различных условиях.
Моё сердце сжалось. "Обычный ритм жизни". Как будто я когда-нибудь жила "обычной" жизнью. И как будто теперь, когда внутри меня всё перевернулось, я могла вернуться к этому.
— Ты вернёшься на занятия в академии, — продолжал он, разворачивая один из свитков. — Тебе нужно наверстать упущенное и освоиться с новыми предметами. Общение со сверстниками также поможет тебе интегрироваться и привыкнуть к окружающей обстановке. В этом нет никакой опасности, твоя связь со мной достаточно крепка, чтобы служить тебе защитой, если вдруг что-то пойдёт не так.
Я слушала его, и каждое слово, произнесённое им с такой рациональной заботой, лишь глубже забивало гвоздь в мою душу. Он продумывал каждую деталь, каждый аспект моей безопасности, моего обучения. Но не моего сердца.
— А вечером, — его взгляд задержался на мне, — ты будешь приходить ко мне. Мы продолжим наши индивидуальные занятия по контролю над твоим даром. Изучим его особенности, научимся управлять им, чтобы он не только не угрожал тебе, но и стал твоей силой. Это будет основная часть твоего обучения.
Он закончил, ожидая моей реакции. В его глазах не было ни упрёка, ни намёка на то, что он вспоминает мою вчерашнюю истерику. Он просто ждал согласия на свой тщательно продуманный план. План, в котором не было места для моей внезапной и мучительной любви.
Внутри меня всё кричало. Кричало от несправедливости, от безысходности, от понимания, что я не смогу смотреть на него каждый день, зная то, что знаю, и не иметь возможности сказать об этом. Но я уже приняла решение. Я должна была построить эту стену. Должна была стать такой же сильной и отстранённой, как он.
Я опустила взгляд, пытаясь скрыть дрожь в ресницах. Вдохнула поглубже, пытаясь стабилизировать голос, который предательски дрожал.
— Да, ректор, — произнесла я тихо, но твёрдо. — Я согласна.
Это было похоже на отдание приказа. Приказа самой себе – забыть, смириться, подчиниться. Подчиниться его воле, его плану. Подчиниться своей судьбе, какой бы горькой она ни была.
Эрдан удовлетворённо кивнул. Возможно, в этом кивке было облегчение от того, что я не стала устраивать новую сцену. Для него моя покорность означала, что я приняла обстоятельства, что я готова учиться и двигаться дальше.
— Отлично, — сказал он, протягивая мне тонкий свиток. — Здесь расписание твоих занятий. Начинаешь завтра. А сегодня… сегодня