Темный голод - Кэтрин Диан

Что с ней не так? Зачем ей причинять ему боль?

Она никогда никому не причиняла боли.

А Нокс…

Никто никогда не был так добр к ней, как он. Никто никогда не уделял ей столько времени, сколько он. Выслушивал её. Узнавал её. Смотрел на неё так, как смотрел он, как будто видел её, как будто ему нравилось то, что он видел.

И он защитил её — она это знала. В то время она была слишком расстроена, слишком сосредоточена на себе, чтобы признать это. Он хотел защитить её, а она повела себя ужасно. Злобно. Агрессивно.

Из всех людей, с какой стати ей было так жестоко обращаться именно с ним?

То, из-за чего она злилась, её раздражения и страхи… они были связаны не с ним. Но она вымещала их на нём.

И после, когда она услышала, как он разговаривает с Мирой, услышала его равнодушный тон, увидела, как он замкнулся в себе… Клэр причинила ему боль так, как её мать часто причиняла боль ей.

Он был таким сильным, и он продолжал давать ей то, в чём она нуждалась, а она была так поглощена своими чувствами, что ни разу не подумала о нём. Она вообще не обращалась с ним как с человеком.

Что с ним случилось, что он остался с такими шрамами? Кто причинил ему такую ужасную боль?

Как она могла быть настолько поглощена собой, что не спросила?

Она ужасно себя вела, потому что только брала и требовала. Она не подумала о нём и о том, что может быть нужно ему.

Как она могла быть такой эгоистичной?

«Злая, — подумала Клэр. — И слабая». Она была наихудшим сочетанием всех возможных качеств.

Дверь приоткрылась, и в коридор ворвалась полоска света. На пороге стояла фигура Аны.

— Привет. Это я. Могу я… войти?

Клэр не ответила. Она не могла.

Ана осторожно вошла, прикрыв за собой дверь. Она подошла к кровати и забралась под одеяло рядом с Клэр.

Ана и Клэр почти не разговаривали, когда Клэр приехала, но Клэр заметила затравленный взгляд в глазах Аны. Такой же взгляд иногда появлялся у неё в зеркале. С самого начала они понимали друг друга.

Поэтому, когда Клэр сказала, что устала, Ана просто привела её в эту комнату и сказала:

— Я знаю. Я тоже это чувствую.

Клэр хотела сказать: «Я совершила нечто ужасное. Я ужасна». Но она не смогла выдавить из себя ни слова.

Каким-то образом Ана поняла, что слова Клэр застряли внутри неё, потому что она кивнула и сказала:

— Всё в порядке.

Ничего не в порядке, но Ана не это имела в виду. Она хотела сказать: «Ничего страшного, что ты мне не говоришь».

Теперь, когда Ана скользнула в постель, они обняли друг друга и заплакали, вместе переживая своё одиночество и отчаяние, признавая, что боль другого человека невозможно разделить или уменьшить, но переживать её вместе всё же помогает.

В конце концов Клэр заснула, переплетаясь руками и ногами с Аной.

Когда она проснулась, то поняла, что ещё рано, солнце всё ещё садилось, потому что ставни были закрыты. Ана проснулась рядом с ней и откинула волосы с её лица.

— Я рада, что ты здесь, — сказала Ана. — Никто не знает. Каково это было. Быть там. Никто, кроме тебя.

Клэр старалась не думать о тех днях или неделях, проведённых в подвале демона, и о днях, проведённых с Версали после этого. Было так много других вещей, на которых нужно сосредоточиться.

Но всё, что произошло, осталось где-то на заднем плане. Клэр не осознавала этого, пока не увидела глаза Аны, пока не узнала в них себя, пока не почувствовала, как та особая боль и страх вышли на передний план — без ощущения чего-то нового. До этого момента она просто не замечала, что несёт это в себе.

Клэр с трудом сглотнула.

— Это было так страшно.

Из глаз Аны потекли слёзы.

— Согласна. И я чувствую себя глупой. И слабой. И я не могу остановиться.

— Я знаю.

Они ещё немного подержали друг друга в объятиях, и Клэр была удивлена тем, насколько умиротворённо ей было находиться рядом с женщиной, которая понимала её, которая чувствовала то же самое. Даже если что-то по-другому, даже если Клэр совершила нечто ужасное, чего не совершала Ана.

Но Клэр всё ещё не могла произнести это вслух.

— Хочешь приготовить завтрак вместе со мной? — спросила Ана.

— Как насчёт печенья?

— Может быть, овсяное? Что бы это считалось за завтрак?

Клэр нахмурилась. Она не хотела завтракать. Ей хотелось чего-нибудь сладкого, детского и успокаивающего.

— Может быть, шоколад?

— Овсяная каша с шоколадом? — предложила Ана.

— Ладно. Овсянка с шоколадом.

* * *

Нокс дрейфовал по тёмному морю мыслей и воспоминаний. Ничего из этого не имело смысла. Изображения никак не могли сочетаться друг с другом.

Яма, залитая кровью и грязью, воняющая кровью, мочой и блевотиной. Лица бойцов, их ненависть и отчаяние. Их окровавленные кулаки и жестокое оружие.

Тёмные переулки и шипящие демоны.

Полуразрушенный фермерский дом и сломанный забор.

И она.

Всегда она.

Копна светлых волос, на которых играет свет. Застенчивая улыбка, исходящая от банкетки у рояля. Жёлтый берет и кружка горячего шоколада.

Копна светлых волос, пропитанных кровью.

Голубые глаза, пустые и пристальные, её голова, повёрнутая в его сторону.

Нет. Карие глаза. Большие, красивые и полные жизни, даже когда они грустили.

Что было правдой?

Иногда возникали физические ощущения. В основном, боль. В его рёбрах. В его голове. К тому же холодно. И пол твёрдый. Он почувствовал запах пыли, сухости и отдалённую серную вонь демонов.

Он не знал, что было на самом деле, и когда что происходило. В голове у него был туман, а тело лежало открытым, незащищённым, уязвимым.

Не было возможности спастись ни от физического насилия, ни от воспоминаний. Иногда всё было так интенсивно, что он сворачивался калачиком на боку, дрожа.

Чей-то голос произнёс:

— Господи, это было уже слишком. У него крышу нахер сорвёт. Дай ему проспаться и попробовать ещё раз.

— Это полезно для него, — сказал Малотов.

— Ты убьёшь его, а я убью тебя. Он мне нужен.

— Он крепкий орешек. С ним всё будет в порядке.

— Убедись в этом. Убедись, что он работоспособен. Теперь, когда он у нас есть, время не ждёт.

Глава 30

Лука толкнул дверь, ведущую из подворотни в «Ластеру», выйдя из темноты