Адептка второго плана - Надежда Николаевна Мамаева
– Ходить вам я тоже не советую. Лучшее для вас – это постельный режим.
– Угу. Лежим, – согласился Дир тем тоном, который намекал: как только целитель уйдет, лорд тут же поднимется с кровати.
Кажется, понял это и лекарь, но не стал вычитывать одному убеленному сединами о том, что стоит поберечь здоровье. Маг жизни лишь поджал губы и, сухо попрощавшись, вышел.
Нидоуз же, дождавшись, пока дверь за гостем закроется, произнес:
– Ким, я хочу поблагодарить тебя за помощь и попросить остаться на ужин. Это самое малое из того, чем я могу отблагодарить тебя за все.
Я уже хотела было отказаться, но посмотрела в окно, за которым дождь разошелся вовсю, и решила: почему бы и нет? Это лучше, чем мокнуть, шагая к академии. А там, глядишь, и небо прояснится. Под ним, пусть и в сумерках, добираться до общежития куда веселее и уж точно суше, и… Я привела еще несколько доводов в пользу ужина за столом магистра.
Инистый обрадовался моему согласию. В отличие от повара. Правда, о реакции последнего оставалось только догадываться, но, когда спустя час я пробовала в столовой суп из гребешков – из последних крох терпения кухаря – поняла: предположения верны. Бульон оказался пересолен, недоперчен и выпарен так, что вызывал стойкую ассоциацию с химическим оружием.
Но я его стоически попробовала. А Дир, кажется, и вовсе ни разу не пригубил, потому как все время задумчиво смотрел то на меня, то сжимал ложку, словно злясь на что-то или на кого-то. Искренне надеялась, что не на одну самоуверенную адептку. Когда же принесли жаркое, то хоть на вкус то было и пресным, но вполне съедобным. А после боевых кексов – так и вообще шедевром. Так что ему я уделила все свое внимание, ибо, как говорится, голод, пришедший во время беды, делает на нервной почве несъедобное вкусным. Меня, правда, хватило на пару ложек жаркого, а потом я решила, что главное блюдо за столом – это все же беседа, и не прогадала.
Мы говорили с Диром о сущей ерунде, которая порой объединяет людей больше, чем что-то глобальное. Я делилась с ним своими впечатлениями о море и рассказами о горах, в которых часто бывала в детстве. Он – о жизни в замке на западе империи, лете в жарких южных степях и коварстве зимних бурь.
Одним словом, наелась я в основном рассказами. Зато из-за стола вставала как истинная леди: с легкостью, какой рукой подать до анорексии, и ощущением, что вместо врагов на ужин таки пришел аппетит, с которым я сразилась в меру мужественно и победила. Но эта виктория оставила какое-то горькое послевкусие. Кажется, люди называют его голодом.
Правда, о последнем я тут же забыла, когда поняла: наступило оно – время расставаться. Инистый галантно отодвинул стул, помогая мне подняться, и я уже мысленно приготовила прощальную речь, когда услышала:
– Дождь только усилился, а на улице уже почти ночь. Может быть, Кимерина, ты останешься? Гостевых комнат много. А поутру вернешься в академию?
Инистый произнес это как можно более официально, но мне показалось: за этой нарочитой отстраненностью теплится надежда. Я посмотрела в окно, потом на бледное лицо Дира, которому следовало бы по-хорошему провести этот вечер в постели, и решила, где два, там и три. И снова согласилась.
Правда, это предложение было единственной вольностью со стороны инистого. А после, спустя полчаса, он пожелал мне спокойной ночи и не спеша, как мне показалось, с какой-то даже осторожностью поднялся из кресла и пошел к двери. Со слишком прямой спиной. Слишком чеканя шаг. Сжимая кулаки.
Словно не доверял собственному телу, но не хотел показать мне слабости. И я, поняв это, заставила себя остаться на козетке. Потому что вдруг поняла: здесь, в доме, когда лекарь подтвердил, что опасности для Дира уже нет, мой порыв им будет расценен наверняка как жалость. А настоящую мужскую гордость та зачастую унижает. Ибо она одна – то это худшее, что женщина может предложить мужчине. А такие, как инистый, до последнего будут сильными, стойкими. А еще – одинокими.
Ну и к тому же, если одно гордое лордейшество все же грохнется за дверью – я услышу и приду. Тогда это будет уже дружеская рука помощи. Или плечо. Или нога. За что тащить будет удобнее. Хотя… есть же слуги! Главное – их дозваться. А то что-то в доме стало подозрительно тихо.
Я еще какое-то время сидела, задумчиво глядя на огонь в камине. Тишина за дверью намекала, что никто и ничто (в том числе самооценка одного инистого) не падали. Так что я, ощутив, что глаза вот-вот готовы закрыться, подхватила сумку и пошла наверх, туда, где госпожа Томас подготовила мне спальню.
Вот только тихо и мирно уснуть мне на новом месте не удалось.
ГЛАВА 8
Постель была мягкой, воздух прохладным. И вся спальня, приготовленная для меня, обещала сладкие грезы. Вот только я, проворочавшись до полуночи, под одеялом поняла: в бездну все приличия! Я хочу жрать! И плевать, что гостям шарить по полкам хозяев неприлично.
Одним словом, если день не начался традиционно, чтобы было время встать и потупить, всегда будет шанс закончить его правильно: взять и поорать. Хотя бы в подушку. Пусть и про себя.
Что я и сделала. А потом глянула на сумку, в которой мирно дремала Вильда, на цыпочках дошла до кресла, где лежал оставленный слугой для меня длинный – аж до пят – махровый халат. Накинула тот и отправилась вниз.
Кухня оказалась просторной, с начищенными до блеска так, что в них отражался лунный свет, сковородками. Шеренгой тарелок, аккуратно, я бы даже сказала по-военному, расставленной чередой разделочных досок. Чувствовалось, что каждый половник, нож, шумовка, скалка здесь на своем месте, и я не удивилась бы, если бы оное было подписано.
Одним словом, на кухне царили идеальный порядок и дисциплина. И посреди оных возвышался монструозного вида шкаф. Подойдя к нему, дернула створку на себя, и меня обдало холодом.
Ясно. Местный холодильник. И в нем чего только не было! И колбас, и сыров, и рыбы – не было. Ничего. Даже мыши, которая бы повесилась. Видимо, повар, наводя порядок, убрал и ее.
Это открытие (и самого охлаждающего шкафа, и факта того, что тот пуст) навевало на меня легкий морозец отчаяния. Так что даже коленки мурашками покрылись. Потому, захлопнув створку, я отправилась на ревизию кухни дальше и
